«Следом шли кавалеры Ордена, принцы крови и господин Сенешаль Нормандии. За ними шествовали мать короля, герцогини и графини. У ворот Сен-Дени возвышались подмостки, над ними клубилась грозовая туча, в которой виднелась женщина в золотом венце, изображающая королеву. Справа и слева от нее стояли шесть дев Ветхого Завета. А внизу можно было увидеть четырех, которые назывались Справедливость, Великодушие, Благоразумие, Умеренность и изображали четырех правящих во Франции вдов, а именно госпожу Ангулемскую, мать короля, госпожу д'Алансон, госпожу де Бурбон, госпожу де Вандом. Процессия проследовала по Парижу, украшенному гобеленами, причем на каждой из площадей произносили речь. В королевском дворце был накрыт мраморный стол, покрытый золоченой тканью, на которой стояла посуда из золота и серебра. При каждой перемене кушаний звучали трубы и кларнеты. На следующий день король и граф де Сен-Поль провели турнир».
Спустя несколько недель Диана побывала еще на нескольких, не менее пышных празднествах в Бурбонне, которая для нее была полна детских воспоминаний. Сюзанна де Бурбон, наконец, произвела на свет сына, и его рождение воплотило в реальность самые амбициозные мечты коннетабля и Анны Французской, которая до сих пор была жива и все так же опасна. Король и весь двор были приглашены на крещение, которое хотели отпраздновать с такой роскошью, как если бы ребенок был правящей особой. Разве новорожденный не станет таким же, как его отец, герцог Бурбонский, Оверньский и Шательро, граф де Клермон, де Монпансье, де Форез, де Ла Марш и де Жиан, виконт де Карла, де Мюре, сеньор де Божоле, де Комбрей, де Меркёр, д'Анноней, де Рош-ан-Бернье, де Бурбон-Ланси, принц Домбский? Не станет ли он, что возможно, еще знатней? Разве эти провинции, где тот самый победитель при Мариньяно имел право творить суд и поднимать армии, не были настоящим государством, и к тому же очень мощным?
Ослепленный спесью, Бурбон хотел доказать это Валуа, другу детства, рожденному вдали от трона, который во многом был ему обязан своим триумфом.
Твердо решив поразить роскошью, он в этом слишком преуспел. В то время ни Блуа, ни Амбуаз не могли соперничать с великолепием Мулена и Шантеля, где каждая картина, каждый предмет мебели или кухонной утвари, каждая книга в библиотеке были уникальными произведениями искусства. У самого низшего пажа на шелковой ливрее был вышит золотой нитью девиз хозяина:
«Везде, где солнце разбрасывает свои лучи, я буду их поджидать».
Коннетабль любил золото до такой степени, что ни разу в жизни не воспользовался предметом, сделанным из другого металла. Начиная от зеркал и заканчивая шпорами, все было из золота. Его уборы всегда были усыпаны сверкающими бриллиантами и другими драгоценными камнями, что не делало его похожим на женщину, а, напротив, придавало очарования его высокомерному и вычурному облику.
Вполне возможно, что Луиза Савойская была его любовницей, о чем он, по слухам, однажды нахально объявил. Все же она натерпелась достаточно презрения и горя, так как Бурбон «искусно пользовался тем преимуществом, которое равнодушие имеет над пылающим страстью сердцем».24 Но в этот день его славы он не соблаговолил притвориться, и госпоже Ангулемской скрепя сердце приходилось наблюдать, как неблагодарный источает любезности ее собственной дочери Маргарите. Бонниве, фаворит короля и поклонник принцессы, злился не меньше, следя за поведением Бурбона.