Диана де Пуатье

В конце лета развлечения королевского двора были прерваны внезапно обрушившейся на Францию чумой. Почти сразу же хозяева Фонтенбло вновь оживились, заботясь о том, чтобы избежать заражения. Луиза Савойская решила укрыться в Ро-Морантене вместе со своей дочерью, но бедствие быстро настигло и сразило ее в Грез-ан-Гатине. Об этом поспешно сообщили Королю, но тот ничуть не торопился приезжать.

Мадам — которая была настолько слаба, что ее дочери пришлось причаститься вместо нее — не слушала увещеваний своего исповедника. Стоны этой мужественной женщины могли тронуть ее злейшего врага. Могла ли она покинуть этот мир, не взглянув в последний раз на своего идола, своего Цезаря, полубога, которого она воспитала? Она так его и не увидела: Мадам умерла, призывая Франциска. Ей было пятьдесят пять лет. Во время похорон в соборе Парижской Богоматери от скорби и угрызений совести король лишился чувств.

Исчезновение этой энергичной, страстной, алчной принцессы (в ее ларцах нашли полтора миллиона золотых экю), хитроумной и властной, вызвало серьезные перемены. Внутри страны Возрождение, апогеем которого стало недавнее учреждение Французского Коллежа, как показалось, одержало убедительную победу. Что касается внешней политики, один Монморанси теперь боролся за поддержание мирного договора в Камбре и за сближение с Карлом Пятым. Наконец, двор перешел не в ведение печальной Элеоноры, а в руки фаворитки.

Анна была честолюбивой, жадной интриганкой, но в то же время, оценив состояние королевской казны, становится ясно, что Франциск не проявлял по отношению к ней такой щедрости, как Карл VII к Агнессе Сорель (не говоря уже о его преемнике). Король-рыцарь давал своей любовнице намного меньше денег, чем своим излюбленным товарищам или таким советникам, как Монморанси.

Мадемуазель де Эйи пришлось ждать 1534 года, прежде чем она вышла замуж за высокородного человека, графа де Пантьевра; и 1536 года, прежде чем она стала герцогиней. Ее муж, старинный друг Бурбона, согласился жить вдали от нее взамен на королевские милости. Ему присвоили титул графа, а затем и герцога д'Этамп, доверили управление Бурбонне, Овернью и, в 1542 году, Бретанью (после смерти господина де Шатобриана!). Анна цинично требовала от него ежегодных выплат. Она также не гнушалась брать взятки.

Кроме своего герцогства, ей достались два замка — в Этампе и в Лимуре — особняк на улице Ласточек в Париже и многочисленные земельные владения с прелестными названиями: Шеврёз, Анжервиль, Анжервилье, Эгревиль, Дурдан, Ла Ферте-Але, Бюр, Сюэвр, Орлю, Бретонкур, Суксинно, Бранне.

Некоторые авторы присваивают госпоже д'Этамп решающую роль в ведении дел в королевстве. Высказать подобное мнение можно, только недооценив характер правителя, установившего абсолютизм и сразу же по восшествии на престол провозгласившего:

«Я не потерплю во Франции более одного короля».

В его голове часто рождались обширные замыслы, но Франциск редко реализовывал их самостоятельно. Поэтому он наделял своих министров широкими полномочиями. Но он не позволил бы красивой женщине вносить изменения в его политику, которую при его жизни считали нерешительной и необдуманной, а после приводили в качестве примера политики уравновешенной, гибкой и хитрой.

Впрочем, он не мог устоять перед бытовыми потребностями и зависел от настроения своей любовницы. Хуже того: ее мнение о людях очень быстро становилось и его мнением. И «так как она чаще всего общалась с низкими льстецами, ей редко приходилось рекомендовать самых отважных полководцев, самых честных судей, самых бескорыстных финансистов».⁵⁶

Но мы были бы не правы, безоговорочно полагаясь на мнение хулителей фаворитки. Несмотря на свое женское коварство, высокомерие, любовь к золоту, Анна также смогла стать компаньонкой короля-покровителя актеров и философов, хотя его упрекали в предпочтении «изобретательного искусства искусству высокому». Она была подругой королевы Маргариты, поддерживала Клемана Маро и Доле, защищала преследуемых и столь глубоко разбиралась в новых идеях, что однажды незаметно для себя увлеклась кальвинизмом.

Этой Далиле-богословке нравилось носить «платья из позолоченного кастора, подбитые горностаем, камзолы из позолоченных ярко-красных тканей без горжеток, с большим количеством золота и драгоценностей». Живая, маленькая, смешливая, непостоянная, она была полной противоположностью супруги Великого Сенешаля, олимпийки в одновременно строгих и вызывающих нарядах.

Эти две дамы вели себя, как подруги, но в действительности каждая из них не испытывала к другой особой нежности. Приз, который они, две соперничающие красавицы, получили, не сблизил их. Диана ничуть не скрывала своего отвращения к протестантам, как и Анна — своего благоволения к ним. Но огонь все еще теплился под пеплом. Никто не мог вообразить себе, что печальная вдова однажды возымеет превосходство над блистательной куклой в замках, где Франциск гонялся за призраком своей любезной Италии.