Диана. Обреченная принцесса

Специально, чтобы отвлечь юных принцев, в Балморал приехала сестра королевы принцесса Анна со своими детьми — двадцатилетним Питером и шестнадцатилетней Зарой. Не давал переживать Уильяму и Гарри и их дедушка, герцог Эдинбургский. Сам в десять лет потерявший мать, Филипп часто брал их с собой на длительные прогулки по окрестностям.

Возможно, эта терапия и в самом деле приносила свои плоды, но она была слишком холодной и слишком рациональной. Хотя именно разум, а не эмоции представлял собой тот штурвал, который позволял Елизавете II вести каравеллу института британской монархии сквозь бури и шторма второй половины XX века. Стоицизм и молчание стали главными китами, на которых строилась модель ее поведения. Королева считала, что сильные потрясения для того и созданы, чтобы переносить их стойко и без лишних эмоций.

Этот подход у кого-то может вызвать критику, но самое главное заключается в том, что он работает. Работает так же точно, как швейцарские часы, и так же слаженно, как двигатель немецкого автомобиля. Со своей эмоциональной сдержанностью королева представляла собой последний оплот чего-то вневременного посреди хаоса постоянных изменений. Это придавало и придает институту монархии смысл существования, снабжая его новыми силами.

Но только не в этот раз. Британский народ, рыдавший в голос, не хотел чувствовать себя одиноким. Всем хотелось, чтобы их суверен переживал вместе с ними.

«Разве, когда умер Черчилль, Елизавета не настояла на том, чтобы ему были организованы государственные похороны, как члену королевской семьи, разве она не отменила несколько своих визитов в связи с его болезнью? — спрашивали себя британцы. — Неужели королеве и в самом деле нет никакого дела до женщины, которая привела в этот мир ее внуков, будущих наследников престола?»

Пока подданные Елизаветы мучили себя этими вопросами, в Лондоне разразился новый скандал. Люди неиссякаемым потоком шли и шли к Сент-Джеймсскому дворцу, чтобы отдать дань любимой принцессе и расписаться в книге соболезнования. Книг оказалось слишком мало, и вскоре на Мэлл-стрит образовалась гигантская очередь, уходящая далеко за арку Адмиралтейства. Взгляды стоявших в очереди невольно упирались в памятник королеве Виктории и Букингемский дворец. Кто-то обратил внимание на пустой флагшток, и понеслось. «Как же так! — возмутился народ. — Принцесса скончалась, а королевская семья даже не приспустила флаг над Букингемским дворцом!»

На самом деле в этом не было ничего экстраординарного. По протоколу над главной резиденцией британского монарха развевается только его штандарт с лирой и львами. Он символизирует присутствие главы государства во дворце и никогда не приспускается. Даже когда монарх умирает — ведь его место тут же занимает наследник.

Но разве можно было объяснить эти сложные правила тысячам британцев, которые видели лишь отсутствие приспущенного флага, что лишний раз подчеркивало нежелание королевской семьи признать и разделить их горе?

Лучше всего недоумение людей от поведения Елизаветы, которая все это время продолжала пребывать в своем отчасти шотландском, отчасти викторианском мирке Балморала, выразила пресса. «Покажите нам, что вы тоже горюете!» — писала «Express»; «Где наша королева? Где ее флаг?» — спрашивала «The Sun»; «Ваш народ страдает — поговорите же с ними, мадам!» — просила «Daily Mirror». «The Sun» открыла горячую линию, по которой свое недовольство высказали сорок тысяч человек, а ее редактор разразился следующей тирадой: «Пустой флагшток в конце Мэлла — величайшее оскорбление памяти Дианы! Кто в такое время думает о чертовых протоколах?»

В итоге, под прессом небывалого давления, королева вынуждена была уступить. Она прервала свой отдых в Балморале и приехала в Лондон; она впервые в своей жизни выступила с обращением к нации в прямом эфире; она смирилась с приспущенным Юнион-Джеком на крыше Букингемского дворца; и, пожалуй, самое главное — она сделала то, что прежде делала только для глав государств: склонила голову, когда гроб с телом принцессы проезжал мимо нее. Это удивительно, но даже после своей смерти Диана продолжала перекраивать многовековые параграфы королевского протокола!

«Гибель принцессы заставила монархию взглянуть на себя по-новому, — комментирует заместитель личного секретаря королевы сэр Роберт Жанрен. — У нас появилась возможность собрать камни, когда до этого никому не было дела. Кого пригласить в Букингемский дворец? Какие мероприятия станут частью похоронной церемонии? Смерть Дианы предоставила возможность встряхнуть всю систему».