Диана: одинокая принцесса

Мавзолей-мечеть Тадж-Махал был построен в первой половине XVII века по приказу императора Шах-Джахана из династии Великих Моголов в память о любимой супруге Мумтаз-Махал, скончавшейся при родах.{42} Это один из лучших памятников, созданных человеком ради прекрасного чувства любви. А одинокая фигура Дианы с развевающимися на ветру волосами, сидящая на мраморной скамейке напротив белоснежного здания, превратилась в символ разрушенной любви.

А ведь четырнадцать лет назад, сидя на этой же скамейке, Чарльз убеждал присутствующих, что в один прекрасный день он обязательно привезет сюда, к Тадж-Махалу, свою будущую жену. Теперь они были вместе в Индии, но перед мавзолеем Диана сидела одна.

На следующий день прессе представилась новая возможность лицезреть, насколько испортились отношения между супругами. Во время игры в поло Чарльз забил победный гол. После матча он подошел к жене, намереваясь поцеловать ее в щеку. Но Диана в самый последний момент отвернула голову, и Чарльз с неловко раздвинутыми губами, приготовленными для поцелуя, неуклюже уперся в ее ухо. Все это было тут же запечатлено проворными фотокорреспондентами. «Daily Mirror», в частности, вышла с язвительным заголовком на первой полосе: «О, перестань, Чарльз! Ты ведь можешь гораздо лучше!»

Представители пресс-службы дворца попытались обратить время вспять и использовать официальный визит четы Уэльских в ноябре 1992 года в Южную Корею как попытку примирения. Но и в этот раз ничего не получилось.

«Едва открылась дверь самолета, я тут же поймал себя на мысли: „Боже, все кончено!“ – вспоминает сопровождавший Диану и Чарльза Дики Арбитер. – Между ними не было никакого контакта. Такое ощущение, что их разделял какой-то неведомый глазу занавес. Когда они посещали военный мемориал на национальном кладбище, Чарльз скривился, словно шарпей. А Диана больше походила на мраморную статую»[20].

В конце поездки Чарльз признался одному из своих друзей:

«Психологическая нагрузка, выпавшая на мою долю, огромна. Я чувствую, что совершенно не подхожу для этой отвратительной деятельности, связанной с интригами и общим омерзением. Я не знаю, что произойдет дальше, но я боюсь этого»[21].

Представители прессы тут же дали супругам новое прозвище – Мрачные. Словно это были не те самые люди, которые летом 1981 года на глазах у миллионов людей целовались на балконе Букингемского дворца, а герои музыкальной драмы Рихарда Вагнера «Гибель богов»: «Hass’ ich die Frohen, freue mich nie!».{43}

Провалившаяся попытка изобразить счастливую семью в Корее оказалась тем более заметна, что буквально через несколько дней, во время своего одиночного визита в Париж, Диана сумела очаровать всех – французский народ, прессу и президента Республики Франсуа Миттерана. Не зря пресс-секретарь принцессы Патрик Джефсон назвал это апогеем ее общественной деятельности.

К этому времени супруги уже давно жили разными жизнями: Чарльз в Хайгроуве, Диана – в Кенсингтонском дворце.

В понедельник 25 ноября 1992 года принц навестил свою жену, приехав в апартаменты № 8 и 9. Визит Чарльза был не случаен. В ходе беседы он сообщил Диане, что намерен подать на развод. Принцесса восприняла эту информацию спокойно, дав свое согласие. Адвокаты обменялись соответствующими документами, и начался бракоразводный процесс, а с ним и утомительное обсуждение вопросов, связанных с воспитанием детей, финансами и, наконец, тем местом, которое займет Диана в Соединенном Королевстве.

9 декабря 1992 года в 15 часов 30 минут с официальным заявлением в палате общин выступил премьер-министр Великобритании Джон Мейджор:

– Букингемский дворец с сожалением сообщает, что принц и принцесса Уэльские приняли решение расстаться. Их королевские высочества не ищут развода. Их конституционное положение и позиции в обществе останутся прежними. Данное решение принято обеими сторонами, и оба супруга будут принимать участие в воспитании детей. Их королевские высочества продолжат принимать участие в общественных программах и начинаниях. Время от времени они будут посещать семейные торжества и национальные мероприятия вместе[22].

Затем уже от себя лично он добавил:

– Я уверен, что мое мнение разделяют вся палата и миллионы людей, которых она представляет. Мы должны поддержать принца и принцессу Уэльских. Я также уверен, что палата поддерживает их желание защищать свою частную жизнь.

Когда премьер сел на место, в обитом деревянными панелями зале палаты общин воцарилась тишина. Депутаты были потрясены. По словам члена парламента Робина Корбитта, «мы не имели ни малейшего понятия о теме выступления премьер-министра. Объявленная им новость была сродни бомбе, которая упала на здание парламента. Возможно, кто-то из кабинета министров и знал, что происходит. Для остальных же это был самый настоящий сюрприз. Мы были шокированы»[23].

Бывший премьер-министр Соединенного Королевства Эдвард Хит, первым взявший слово после выступления Джона Мейджора, назвал это «самым печальным заявлением, которое какой-либо премьер-министр делал в нашу эпоху»[24].