Диана: одинокая принцесса

Принцесса была не единственной, кто решил изменить свою первоначальную позицию и посреди переправы взялся менять одну тройку лошадей на другую. Пытаясь хоть как-то стабилизировать свое положение, изрядно пошатнувшееся после откровений Мортона, Эндрю Нил организовал публикацию нового блока статей. Они также были посвящены взаимоотношениям между супругами Уэльскими. Но только теперь события преподносились не с позиций Дианы, а с позиции Чарльза.

Ситуацию это, конечно, изменить не могло, но настроение принцессе испортило основательно. В новых материалах приводились комментарии друзей принца. По их мнению, с Чарльзом обошлись несправедливо, а его изображение не соответствует истине. Друзья напомнили также о «благородном молчании» наследника престола, который отказался делать публичные заявления, «боясь, что они могут отрицательно сказаться на его детях»[27].

Сторонники Чарльза не забыли кинуть и пару камней в огород его супруги. Читатели «The Sunday Times» должны были знать, что принцесса не всегда выступала в роли жертвы. Например, планируя первую поездку Уильяма в Уэльс, она не поставила об этом в известность своего мужа. Вспомнили и про перелом руки у Чарльза двухлетней давности, когда Диана отнеслась весьма формально к посещению мужа в больнице Ноттингема[28].

В следующей главе будет показано, что ситуация с визитом к травмированному Чарльзу была далеко не так однозначна. Но сейчас не об этом. Куда больше принцессу задела фраза «одного из близких друзей» ее мужа: «Чарльз очень обеспокоен тем, что Диана продолжает отрицать свою причастность к подготовке книги. Ему бы хотелось, чтобы она открыто заявила о своем участии, а также призналась, что это была ошибка»[29].

В отличие от других приведенных выше высказываний, по сути представляющих самый обычный PR, упоминание об ошибках содержало в себе рациональное зерно.

Осознание собственных ошибок и промахов справедливо считается одним из самых мучительных состояний, которое испытывает человек. И как принцесса Уэльская ни сопротивлялась, именно эту реку неприятного самоанализа ей теперь предстояло перейти вброд. Хотя порой она все-таки придерживалась прежней линии, повторяя – уже машинально, – что не причастна к злополучной публикации.

В роковой день выхода «The Sunday Times» принцесса в панике связалась с пресс-секретарем Диком Арбитером:

– Что я должна делать? – спросила она растерянно.

– Ничего, – успокоил ее Дик. – Но почему четыре месяца назад, когда я спрашивал вас, какую помощь вы оказали Мортону в его работе над книгой, вы клялись мне, что не сотрудничали с ним?

– Я ему и в самом деле не помогала, – продолжала настаивать Диана[30].

Но помощники принцессы теперь все меньше доверяли ей. Да и сама Диана перестала верить себе, а вернее – той усталой от многолетних страданий женщине, которая считала, что поступила абсолютно правильно, когда в мае 1991 года начала в присутствии Джеймса Колтхерста изливать свою душу на магнитофонную пленку.

«На выставке Экспо-92 в Севилье она неожиданно сказала мне: „Ты даже представить не можешь, что я сделала“, – вспоминает один из близких помощников принцессы. – Диана была очень напугана и растерянна. Мне кажется, уже тогда она стала понемногу осознавать, чтó на самом деле натворила»[31].

Осознание собственной ошибки в конечном счете достигло той стадии, когда Диана уже не могла молчать. Еще до выхода в свет статей Эндрю Мортона, в марте 1992 года, на одном из торжественных банкетов, она призналась кинопродюсеру Дэвиду Путтману:

– Все мы далеки от совершенства, но я и в самом деле сделала глупость: я позволила написать книгу.

Я думала, что это удачная идея, поступок, который сможет освежить атмосферу, но только теперь я понимаю, насколько наивной была эта затея и сколько проблем она принесет. Если бы я только могла, я не думая отмотала бы этот отрывок своей жизни назад. Это самый безрассудный и бессмысленный поступок, который я когда-либо совершала[32].

Но ошибки на то и являются ошибками, что они не только совершаются, но и исправляются. И как показывает практика, последнее требует больше времени, сил и душевной энергии.

Вся эта шумиха прессы, суета сотрудников дворца по связям с общественностью, гнев Чарльза и растерянное поведение Дианы наглядно говорили об одном – для разрешения сложившегося кризиса необходимо вмешательство более высокой инстанции.

Первоначально королева хотела сохранить брак Уэльских. Однако, взирая на ситуацию с высоты своего солидного жизненного опыта, она все больше приходила к мнению, что сделать это невозможно. Буквально на следующий день после выхода злополучного номера Чарльз отправился на переговоры со своей супругой в Кенсингтонский дворец. Именно тогда впервые прозвучало неприятное слово «развод» и начались первые консультации с адвокатами.