Диана Спенсер

Окончательный разрыв отношений между Дианой и Джеймсом произошел в 1991 году, когда его отправили в Персидский залив. Но уже в конце 1989 года Диана нашла себе нового друга. На самом деле познакомились они давно, в знаменательный 1979 год, когда Диана въехала в свою квартиру и напропалую хулиганила с подругами. Джеймс Гилби — тот самый молодой человек, чью «альфа-ромео» девушки заляпали смесью муки и яиц. Вновь они встретились летом 1989 года. Гилби не был женат (он долгое время оставался холостяком и женился лишь в 2014 году на состоявшей в разводе матери пятерых детей), занимал прочное положение в обществе и в отличие от Джеймса Хьюитта был богат. «Обаятельный и общительный Джеймс Гилби продавал дорогие машины. Его семья сделала состояние на производстве и продаже джина собственной марки. Он был племянником самого известного католического священника Англии, монсеньора Альфреда Гилби. Джеймс являлся членом „Клуба путешественников“ на Пэл-Мэл». Позже оказалось, что Гилби к тому же является весьма порядочным мужчиной — он никогда не комментировал свои отношения с Дианой.

Сначала пара встречалась у общих друзей, но потом их отношения стали носить более серьезный характер: они назначали свидания на квартире у Гилби и даже снимали для встреч виллы за городом. Диана не включила Джеймса в список значимых в ее жизни мужчин, куда входили отец, муж, сыновья и любовники. Можно было бы предположить, что между ними не существовало ничего кроме тесной дружбы, но раскрытые в 1992 году записи телефонного разговора говорят об обратном (подробнее о записях будет сказано в главе шестой. — В. Б). К тому же Диана сочла нужным упомянуть Барри Мэннеки, с которым, как утверждала, их связывали исключительно теплые, но лишь дружеские отношения. Видимо, дело в позиции самого Гилби, по-джентльменски не желавшего афишировать связь с Дианой, и она чувствовала, что об их коротком романе не следует говорить.

* * *

К концу 1989 года отношение к Диане внутри королевской семьи начало резко меняться. Наступило окончательное охлаждение — на Диане «поставили крест», поняв, что изменить ее характер не удастся. Основные признания, сенсационные статьи, интервью и взаимные разоблачения — впереди. Год, заканчивавшийся на Рождество в Сандрингеме, не принес ни спокойствия, ни тепла, но он ознаменовал собой начало холодной войны между Дианой и Букингемским дворцом. «Любимая бабушка Чарльза не испытывала к Диане никакой симпатии и считала ее лгуньей (похоже на мнение брата Дианы, высказанное в далеком детстве. — В. Б.). Королева-мать Елизавета требовала от своего окружения строжайшего следования этикету, но ее преданность принцу Чарльзу была абсолютной… Он страдал из-за брака с Дианой — значит, та во всем виновата. В присутствии королевы Елизаветы обсуждать брак Чарльза было строжайше запрещено, но в личных разговорах она винила во всех проблемах „безответственное поведение“ Дианы».

Глава четвертая НА ПУТИ ВРОЗЬ

Двойная жизнь продолжалась: совместные поездки Чарльза и Дианы становились хоть и более редким явлением, но продолжали быть частью ритуала. Журналисты, как и ранее, фотографировали пару и по старой привычке обсуждали их взаимоотношения. Как только принцу и принцессе удавалось посмотреть друг на друга с улыбкой или просто обменяться несколькими фразами, их дружно мирили. Если они смотрели в разные стороны и хмурились, их тут же разводили.

В Венгрию Чарльз и Диана отправились в мае. Это была первая страна из подписавших Варшавский договор, которую они посетили. По обыкновению, пара прошлась по улицам Будапешта, приветствуя толпы собравшихся там людей. Однозначно, Диана выглядела изменившейся — она становилась профессионалом своего нелегкого дела. В тот же день она посетила Peto Institute, учреждение, где лечат детей с церебральным параличом. На фотографиях запечатлена Диана: обнимающая больных ребятишек, сидящая на коленях перед ними на полу, разглядывающая нарисованные ими картинки. Да, мероприятия подобного рода всегда являлись частью программы принцессы, но все признают, она вела себя естественно и не притворялась. «Даже самая лучшая актриса не могла бы так долго и убедительно изображать сочувствие. Тех, на кого это чувство было направлено, невозможно было обмануть».