Диаспора

Паоло стал копаться в новой информации от библиокомплекта — насчет «ковров», единственной формы жизни, найденной пока что на Орфее. Свободно плавающие существа, живущие в глубинах экваториального океана, — очевидно, ультрафиолет их убивает, если они поднимаются слишком близко к поверхности, но в нормальной среде обитания они оказались отлично защищены даже от Ящерицы. Вырастают до сотни метров, затем делятся на десятки частей, которые продолжают расти. Напрашивается вывод, что ковры — колонии одноклеточных организмов, но серьезных доказательств этому пока нет. Разведывательным зондам трудно наблюдать за поведением ковров через километровую толщу воды даже при мощном фоновом потоке нейтрино от Веги, облегчающем задачу; нечего думать о дистанционных наблюдениях на микроскопическом уровне и тем более о биохимическом анализе. Спектроскопия показывает, что верхний слой воды полон очень интересных обломков молекул, но установить их связь с живыми коврами так же трудно, как воссоздать биохимию человека по его пеплу. Паоло повернулся к Елене и спросил:

— Что ты об этом думаешь?

Она театрально зевнула — должно быть, тема бесконечно обсуждалась, пока он спал.

— Микрозонды не принесут вреда. Они могут доложить, из чего состоят ковры, не потревожив ни единой молекулы. В чем здесь риск? А? Культурный шок небось?

Паоло плеснул водой ей в лицо — ласково; казалось, причиной этого импульсивного жеста было его двоякодышащее тело.

— Но ты не можешь быть уверена, что они лишены разума.

— А ты знаешь, кто жил на Земле спустя двести миллионов лет после того, как она сформировалась?

— Может быть, цианобактерии. Или вообще никто. Но ведь Орфей — не Земля.

— Верно… И все-таки, если даже предположить, что ковры разумны, то как они заметят присутствие роботов, которые в миллионы раз уступают им размерами? А если они единые организмы, им незачем реагировать на окружение: там нет хищников, не надо добывать пищу, они просто дрейфуют по течению, так что у них вообще не может быть развитых органов чувств, тем более субмиллиметрового разрешения. А если это колонии одноклеточных существ, то повстречайся подобная колония с микрозондом и почувствуй своими поверхностными рецепторами его присутствие… какой от этого вред?

— Понятия не имею. Но мое невежество не гарантирует безопасности.

Теперь Елена плеснула водой в Паоло.

— Раз ты сам говоришь о своем невежестве, поступи просто — отдай голос за то, чтобы послали микрозонды. Согласна, мы должны быть осмотрительны, но непонятно, зачем мы здесь, если нельзя узнать, что происходит в океане. И узнать немедленно! Не желаю ждать, пока на этой планете разовьется что-то настолько смышленое, чтобы посылать в космос информацию о своей биохимии. Если мы не решимся на пустяковый риск, Вега превратится в красного гиганта прежде, чем мы узнаем хоть самую малость.

Это было сказано просто так, мимоходом, однако Паоло попробовал представить себе такую картину. Пройдет четверть миллиарда лет — будут ли и тогда граждане К-Ц спорить, насколько этично вторгаться на Орфей, потеряют к этому всякий интерес и двинутся к другим звездам… или модифицируют себя в некие существа, абсолютно лишенные ностальгического сочувствия к органическим формам жизни?

Грандиозная картина — даже для того, кто прожил двенадцать столетий. Фомальгаутский клон был уничтожен единственным крошечным метеоритом. В окрестностях Веги куда больше космического мусора, чем в межзвездном пространстве; даже в окружении защитников, столь же бесчисленных, как разведывательные зонды, веганский К-Ц нельзя считать неуязвимым. Елена права: надо ловить момент, иначе можно замкнуться на своих планетах и забыть, что когда-то мы были искателями.

— Мы не можем валяться здесь до бесконечности; банда тебя ждет, — сказала Елена.

— Где ждет?

Паоло ощутил укол ностальгии, На Земле его друзья собирались в изображении — оно передавалось в реальном времени — кратера Пинатубо[78], снятом непосредственно с обзорных спутников. Запись изображения не даст такого эффекта.

— Сейчас покажу.

Она взяла его за руку. Бассейн, небо, дворик исчезли; Паоло снова смотрел на Орфей… с ночной стороны, но вовсе не во тьме: сумрак был окрашен во все цвета его ментальной палитры — от длинных радиоволн до изотопных гамма-лучей и рассеянного космического излучения; все это перекодировано в условные оттенки. Теперь половина абстрактных знаний, внедренных в Паоло библиотекой, лежала перед ним, как на ладони. Ровный термический отблеск океана говорил о трехстах градусах по Кельвину, и о том же нашептывало инфракрасное свечение атмосферы.