Дьявол

— Я думаю, — сказал осторожно Балю, — что вы меня не поняли. Я служу королю и ведаю у него иностранными делами. Но если, несмотря на это, я сохранил свою духовную независимость и разыскиваю людей, не подпавших еще под его влияние, то это происходит потому, что я уясняю себе известную совокупность обстоятельств, в силу которых я могу рано или поздно оказаться противником его политики. Неккер перегнулся через стол и посмотрел в глаза кардиналу, который принужденно улыбнулся.

— Монсеньор, — заговорил он медленно, — за то, что вы так ловко перефразируете понятие «государственная измена», вам следовало бы дать кафедру красноречия в Сорбонне, — не будь вы уж без того кардиналом. Ведь я вас предупреждал не открывать ваших карт слишком быстро.

Балю покраснел от гнева или страха; однако он удержался от необдуманного ответа и заставил себя казаться спокойным. После небольшой паузы он иронически заметил:

— У вас живая фантазия, мейстер, очевидно, она стоит в связи с вашим прежним ремеслом. Однако, если вы надеетесь, что сможете в обмен на белое тело вашей мейстерши бросить в королевскую пасть седую голову кардинала Балю, то я должен вам сказать, что раскрыть мои карты стоит гораздо больших усилий.

Оливер, хихикая, взялся руками за края стола, а сам выгнулся вперед; его голова и грудь почти лежали на резной доске.

— Должен ли я затратить какие-нибудь усилия, ваше высокопреосвященство, или же просто подождать, пока брат Виоль доставит вам в Париж последние новости от господина Кревкера хотя бы в виде ответа на ваше сообщение о том, как удачно вы обработали короля по вопросу о его личном свидании с бургундским герцогом?

Балю сделал движение, как будто собираясь вскочить, но вместо этого лишь крепко ухватился за стол. Он сжал губы. Оливер выпрямился с серьезным лицом.

— Поистине, — заговорил он, — мне следовало предложить коронованному чудовищу кардинальскую голову, когда я еще не видел вас и не знал, что она седая! Краснобаев не нужно считать безвредными, монсеньор, ибо иногда они болтают слишком много; весьма возможно, что Жак Виоль всходит на кафедру так же охотно, как и тот безвредный францисканец, как тот милейший брат Фрадэн, которому теперь уж не разрешают бороться с человеческим сластолюбием.

Кардинал с открытым взором посмотрел на мейстера.

— Неккер, — сказал он, — оставим в стороне притчи и станем говорить прямо. Также отбросим мы излишние намеки на то, каким образом приобрели вы ваши сведения. Ясно, что вы знаете достаточно и что в этом выигрышном положении вы находитесь не только в данную минуту, но уже много недель. У вас было время наметить свою жертву. Кого вы обрекли, — короля или меня?

Оливер молчал. Балю умно улыбнулся:

— Вы думаете, мейстер, я не знаю вашего выбора? Вы думаете, я не знаю, что у нас вышел бы подобный разговор, если бы я и не начал переманивать вас на свою сторону? Вы не можете теперь пристроить капкан около вашей супружеской кровати и потому роете позади нее волчью яму. Так, что ли, мейстер Оливер?

Неккер взглянул на кардинала.

— Король подозревает вас, — сказал он коротко.

Балю поднялся в волнении.

— Вам, сударь, желательно играть со мною? А знаете ли вы, что вы тоже несколько промахнулись, дав мне понять, что ничего не сказали королю о моей предполагаемой связи с Брюсселем? Этого мне довольно, чтобы потянуть вас за собою, если я и упаду.

— Вы теряете всякую сообразительность, ваше высокопреосвященство, — заметил спокойно Оливер. — Король подозревает вас благодаря мне.

— Хотите вы этим сказать, что вы приставлены ко мне для того, чтобы наблюдать за мною?

— Да.

Балю улыбнулся иронически.

— Этому можно было бы поверить, если бы такой приказ был отдан и приведен в исполнение до вчерашнего вечернего представления.

— Ошибаетесь, — сказал Неккер. — Тогда бы он был излишним, равно как и наше трудное путешествие; тогда вы сидели бы в весьма прохладном месте, монсеньор.

— Чего же вы меня за нос водите, сударь? — сердито спросил кардинал.

Оливер покачал головой.

— Я этого не делаю, — улыбнулся он. — Я только со всех сторон выявляю вам свою честность. Вы должны уразуметь, что от меня зависит весьма и весьма многое. А посему ухаживайте за мной, завербуйте меня, добивайтесь меня, — ведь я единственный, кто может заманить короля в ловушку. И завербуйте меня не чувствительными доводами, как до сих пор, не извивами красноречия, которые на меня так же мало действуют, как и грубый подкоп, но ясными политическими фактами.

Кардинал окинул его недоверчивым взором.

— Если я вас верно понимаю, мейстер, вы требуете от меня, чтобы я посвятил вас в ту политическую идею, которой я служу, и в природу движущих ее сил. Но кто же гарантирует мне, что свою осведомленность по этим вопросам вы не обратите на пользу короля?