Дьявол Фей-Линя

Когда вчера вечером меня вызвали в главное управление и сообщили, что Маллинс убит, я первым делом подумал, что здесь не обошлось без какого-нибудь преступника, которому Маллинс вынес в свое время суровый приговор. В расследовании таких дел мы исходим именно из этого предположения. Но тогда я еще не слышал рассказ человека, обнаружившего тело; эти подробности не дают мне покоя, и я до сих пор не знаю, что и думать, пусть целый день и старался каким-то образом продвинуться в расследовании. Начну, однако, с самого начала.

Судья Маллинс всегда возвращался домой в половине восьмого, проведя часа два или около того в своем клубе. Обедал он в восемь, а затем, как правило, читал или работал в кабинете ровно до половины первого ночи. В полночь или чуть позже дворецкий непременно приносил ему молоко и тост; поужинав, Маллинс отправлялся на покой. Привычкам своим он не изменял годами.

Минувшей ночью дворецкий минут на пять замешкался в кухне, и эти пять минут, видимо, стоили жизни судье Маллинсу. И все-таки я сомневаюсь, сказать по правде, что дворецкий сумел бы предотвратить убийство. Сомневаюсь и в том, что кто-нибудь другой смог бы помешать убийце.

Дворецкий, по его словам, постучал в дверь, но не услышал ответа. Решив, что судья, должно быть, задремал, он вошел в комнату.

В следующее мгновение до прочих слуг донесся душераздирающий вопль. Они бросились наверх. На пороге лежал дворецкий, уронивший поднос с молоком и тостом. Он был без сознания. Самые смелые из слуг отнесли его в прихожую и поспешили в библиотеку.

Они нашли судью Маллинса на полу у стола. Судья был мертв.

— Задушен, не так ли? — перебил его я. — Ведь об этом кричали все заголовки?

Инспектор Конрой покачал головой.

— Так я представил дело репортерам, — сказал он, — но это не совсем верно. Джерри, он был повешен! Повешен, точно провалился в люк под виселицей! И шея сломана!

У кого-то из слуг хватило сообразительности велеть всем выйти из комнаты и оставить ее в неприкосновенности до прибытия полиции. Я находился в департаменте, когда мы получили известие об убийстве, и поскольку мы с судьей Маллинсом были друзьями, а в мои обязанности входит расследование убийств именитых граждан, я сразу же направился к месту преступления.

Я приказал детективам ничего не трогать до моего прибытия и первым осмотрел тело. Маллинс лежал ничком. Перевернув тело, я в ужасе отшатнулся. Никогда в жизни я не видел выражения испуга и страха, подобного тому, что застыло в глазах мертвеца! Его лицо искажала жуткая гримаса, как бывает с теми, кто увидал сцены неизбывного ужаса.

После я начал осматривать комнату.

Как я уже говорил, судья Маллинс, очевидно, был повешен, но веревку не нашли ни в комнате, ни в остальных помещениях дома.

— Убийца мог воспользоваться шнуром от портьер, — предположил я, — или оконным шнуром.

— Портьер в комнате не было, — сказал Конрой, — тогда как оконный шнур оставался на месте. Кстати говоря, шнуры эти не выдержали бы веса тела.

— Окна были закрыты на защелки, — продолжал Конрой, — так как ночь выдалась холодная; к тому же, судья Маллинс любил читать или работать в полной тишине и уединении. Вещи в комнате нетронуты, только стул судьи перевернут. Тот, кто убил его, должен был войти через дверь, однако выяснилось, что это едва ли возможно: весь вечер рядом находились слуги.

— И никаких отпечатков пальцев? — спросил я. — Никаких признаков борьбы?

— Совершенно ничего, — ответил инспектор. — Осмотр с помощью самой сильной лупы, все известные нам лабораторные исследования показали наличие только одного набора отпечатков — принадлежащего самому судье Маллинсу. Вдобавок он был еще не стар, крепко сложен и силен. Невероятно, что кто-то смог убить его подобным образом, причем судья не сопротивлялся, даже не вскрикнул — но все указывает именно на это.

За исключением перевернутого стула, все вещи в комнате, как я уже сказал, оставались нетронуты, а слуги в один голос сказали, что не слышали никаких подозрительных звуков. Мало того, ничто не указывало, что в комнату, помимо Маллинса, входил кто-то еще. Однако кто-то там побывал, кто-то же совершил убийство!

Я немедленно объявил в розыск всех, кто имел малейшие основания затаить злобу на судью. Вскоре начали поступать донесения; сейчас нам известно, где был в момент убийства каждый из подозреваемых, и мы знаем, что ни один из них не мог совершить это преступление.

— Но дворецкий? — спросил я.

— Я допросил его, — сказал Конрой. — Как только он пришел в себя, я распорядился, чтобы его привели. Зауряднейший трус. Редко попадался мне человек в таком паническом состоянии. Он не желал входить в библиотеку. Пал на колени и слезно молил меня отвести его в другую комнату.

«Эта змея!» — вскричал он. — «Я видел ее! Вся красная и покрытая кровью!»

Наконец мне удалось его успокоить, и он смог рассказать мне о случившемся.