Дьявол и Дэниэл Уэбстер

– Вам, грекам, лишь бы прохлаждаться без дела и трепать языком, – сказал я – не в обиду, знаете, просто чтобы поставить его на место. Но он будто не слышал меня.

– Да, я ищу причины и следствия, – повторил он. – Ты считаешь этого человека дезертиром, а по-моему, он прорицатель, – в этом и заключается разница между нами. Скажи, Верный, разве воспитанник лагеря дезертировал бы из легиона столетие или два столетия назад?

– Откуда мне знать, кто и что сделал бы сто лет назад? – сказал я, потому что вопрос был дурацкий.

– Вот именно, – кивнул он. – Веком ранее никто не отвел бы Двадцатый, да еще от такой границы, разве что в случае падения Рима. – Он с неприятной фамильярностью похлопал меня по спине. – Не волнуйся за своего новобранца, Верный, – продолжал он. – Возможно, он даже перейдет на другую сторону, и мудро сделает.

– О предательстве рассказывай своим счетам, грек, – рыкнул я, – и убери руку с моего плеча. Я римлянин.

Он печально взглянул на меня.

– По прошествии трехсот лет в Британии он все еще называет себя римлянином. Да, этот закон силен. Однако и у нас тоже были когда-то и закон, и государства, – у нас, греков. Утешься, мой британский римлянин. О предательстве я не говорю. Ведь и я тоже всю жизнь провел под орлами. Но я ищу причины и следствия.

Он вздохнул, уткнувшись в свою чарку с вином, и я, несмотря на всю чепуху, которую он нес, невольно посочувствовал ему. Крепостью здоровья он не отличался, по ночам грудь беспокоила его.

– Забудь о нем, – посоветовал я, – займись своими счетами. Когда мы снова двинемся маршем, тебе полегчает.

Он снова вздохнул.

– Увы, я философ. Одним усердием от этого не излечишься. Я даже слышу, как трескается мир, когда это происходит у меня под носом. Но ты-то не философ, Верный, так не давай ему нагонять на тебя дурные сны.

Как правило, мне удается спать без сновидений, о чем я ему и сообщил перед уходом. Но все-таки часть чепухи, которую он нес, застряла у меня в голове. И всю дорогу до Андерита я подмечал всякие мелочи. Обычно в длинном походе, как только войдешь в ритм, продолжаешь жить в этом ритме. Есть шея впереди идущего, есть погода, ясная или сырая, есть обросший легат, восседающий на коне по-медвежьи, пыль, поднятая колонной, предстоящее размещение на ночлег. Городская жизнь слетает с тебя, как плащ, оставленный в залог ростовщику, и очень скоро кажется, что никакой другой жизни никогда и не вел. Надо заботиться о своих подчиненных, следить, чтобы кашевары не отлынивали от дела, по лицам определять, кто из твоих людей стер ноги до мяса еще до того, как начнутся жалобы. Все это довольно приятно, как и перемены местности, и деревни, через которые проходишь и вряд ли когда-либо увидишь их вновь, но в одной нашлось недурное вино, в другой – дочка хозяина дома, в третьей, может, ты мыл ноги и перешучивался со старой девой, которая спустилась к ручью польстить тебе, бравому солдату. Вот и все, больше вспомнить нечего, но пока так и продолжается, это приятно. А потом, к концу похода, легкое напряжение в глубине души напоминает о том, что приближаются сражения. Но до того о них почти не вспоминаешь.

И этот поход мало чем отличался, но я внимательно разглядывал места, где мы проходили. Я и прежде бывал на юге, доходил до самого Лондиния, но давно, и, бесспорно, местность здесь была приятная. Характера ей немного недоставало, как и здешним жителям, но она была очень зеленой и приветливой в окружении лесов. Видно было, что местные заботятся о своих полях и что они плодородны по сравнению с севером. На пастбищах паслись целые стада овец, откормленных, блеющих, а бани в городках, через которые мы проходили, стали намного лучше. А я все продолжал высматривать места, где когорта-другая могла бы обороняться так, чтобы их не вырезали до последнего солдата – но с чего вдруг мне это понадобилось? Можно сказать, что в этом и состоит моя работа, но в центре Британии уже много лет безопасно. Только посмотреть на здешние виллы – у нас на северо-западе даже похожих нет. Я невольно задавался вопросом, как обошлись бы с ними шайки диких скоттов или длинноволосых норманнов. В наших краях заложили бы половину этих окон: когда стреляют огненными стрелами, от больших окон одно неудобство, даже в укрепленном городе.