Дьявол из Саксон-Уолл. Поспеши, смерть!

— Видимо, очень хитрый был человек, — сердечно отозвалась миссис Брэдли. — Я бы не сказала, что в мире есть много людей, способных это сделать.

— Вы правы, — сказал, смягчившись, Александр.

Она кивнула. Взгляд у нее стал яркий и острый по-птичьи.

— Так что теперь, когда мы знаем, что вы предубеждены против фамилии бедняжки Иэна, а не против него самого, лучше, мне кажется, было бы позвать сюда этих молодых людей, чтобы вы дали им отцовское благословение… Будьте мудрее, дитя мое, — добавила она строго, когда он начал ерзать и что-то бормотать. — Что сделано, то сделано. Они муж и жена, и этим все сказано. Вам нет нужды выражать свое согласие: оно подразумевается. И еще, — добавила она мягче, держа худую, повелевающую руку на его рукаве. — Я думаю, бедняжке Кэтлин не помешало бы небольшое проявление вашей доброты. Понимаете, она последние месяцы живет в очень сильном нервном напряжении: тайные встречи и секретная переписка с Иэном Мак-Нейлом, тайный брак — вы сами знаете, что такие вещи ей не нравятся, они разрушают искренность в общении с вами. Это для нее худшее из всего возможного. Да что там, даже я, при всем, что знаю я о таких вещах, — она улыбнулась обезоруживающе, как могла бы улыбнуться кобра перед броском, — с большой неприязнью отнеслась к бедной девочке, когда нас познакомили. Это справедливо? Это, по-вашему, хорошо? Это достойное отца поведение? Вы хотите, чтобы бедная девочка преждевременно обрюзгла и состарилась? Вы хотите убить ее красоту?

— О боже! — ответил Александр, полностью раздавленный. — Ну, хорошо. Приводите их. Придется мне как-то с этим смириться.

— И не забывайте, что вы хотите им счастья. Вы должны быть рады, что у вас такой хороший и разумный зять, — сурово сказала миссис Брэдли.

Александр на нее посмотрел, решил, что она говорит всерьез, улыбнулся и вытер лысину.

2

Гелерт и Дик вернулись к вечеру, не добыв никакой скотины. Они сказали, что Дмитрий остался в Коринфе и делает, что может.

Сэр Рудри ответил, что в таком случае будет человеческое жертвоприношение, и остро поглядел на троих мальчиков. Кеннет и Стюарт засмеялись, и Кеннет со словами: «Тогда это буду я» двинулся к нему. Сэр Рудри махнул ему рукой, чтобы тот шел прочь.

— Рано, еще рано, — сказал он.

И достал из своей разнообразной коллекции блестящий нож с широким лезвием. Лучи солнца превратили его в пылающий лист. Айвор опустил глаза, глядя себе на руки, попятился к миссис Брэдли и потянул ее за руку. Она отошла в сторону от круга слушателей и спросила:

— В чем дело, дитя мое?

— Отец, — сказал Айвор. — Я думаю, он… то есть… то есть не совсем все хорошо.

— Я знаю. Я отношу это на счет солнца, дитя мое.

— Но он же о человеческой жертве всерьез, вы же понимаете.

— Да-да. Но я думаю, очень скоро прибудет Дмитрий с быками. Не волнуйся.

Но Дмитрий не появился, и к закату все было готово для жертвоприношения. Дик и Гелерт порознь разыскали миссис Брэдли и сообщили ей о необычном поведении сэра Рудри, но больше, кажется, никто не заметил ничего неправильного, и когда все собрались на церемонию возле Львиных Врат и все мужчины вымыли руки в драгоценной бутилированной питьевой воде и получили по горсти ячменя, сэр Рудри, подняв руки ладонями вверх, произнес молитву Аполлону.

— Одну минутку, — сказала миссис Брэдли, когда он кончил молиться. — А как же плашки из оливы, дитя мое? Мы еще не готовы к жертвоприношению.

Сэр Рудри широко открыл глаза, потом заморгал, будто только что проснувшись.

— Что ты сказала? — спросил он.

— Деревянные плашки, — сказала миссис Брэдли ясным, деловитым, приятным голосом. — Ты оливковые плашки забыл, дитя мое. Ты помнишь, в первой песне «Илиады», когда Одиссей отдает Хрисеиду ее отцу, мясо для жертвоприношения горит на дереве, и жрец проливает на него вино, а тем временем молодые люди рядом с ним протягивают пятизубые вилы? Так где же, — продолжала она, не сводя с него взгляда ярких черных глаз и говоря суровее, — где у тебя плашки из дерева для алтаря? Вино, пятизубые вилы? Это так хочешь ты принести жертву Аполлону-Стреловержцу, негодный невежда?

Усы сэра Рудри увяли от дневной жары, и вид у него был озадаченный, неуверенный и печальный.

— Это верно, — сказал он наконец. — Но ведь я же думал о жертвоприношении детей? Для детей длинные вилы не нужны.

— Детей? — переспросила миссис Брэдли. В свете заката, в дикой долине Атридов она стояла перед ним, как древняя пророчица, помахивая сухой рукой и хлеща его злыми словами, вырывавшимися из оскаленного тонкогубого рта. Черные глаза, будто покрасневшие от последних лучей солнца, смотрели в упор на него, и он чувствовал, что не может отвести взгляда. — Детей? — Слово раскатилось по холму, отразилось от толстых стен и криком прозвучало над молчащей долиной. — Ты помнишь юных сынов Фиеста, соблазнивших жену Атрея? Ты помнишь их пролитую кровь, громко вопиющую о мести? Ты помнишь проклятие, павшее на Агамемнона и Ореста? Прислушайся! Слышишь ли ты?