Дьявол, который ее укротил

Рейфел нашел Офелию в гостиной. Она стояла перед окном, выходившим на задний двор. Следы их борьбы были видны повсюду, и измятый снег на том месте, где они возились на земле… Вспоминала ли она о том, как им было весело, или о поцелуе?! Хотя… не слишком ли он самоуверен, считая, что она думает о нем?

Собственно говоря, о чем она думает, оставшись в одиночестве? Черт подери, его постоянно разбирает любопытство и желание побольше узнать о ней и о деталях, не имеющих ничего общего с причиной, по которой он привез ее сюда.

– Готовы к пытке раскаленными угольями? – беспечно спросил он.

Она даже не вздрогнула от неожиданности: должно быть, услышала его шаги. И не потрудилась спросить, что он имеет в виду. Ведь это Офелия первая упомянула пытку раскаленными угольями.

Но он расслышал ее вздох.

– Разумеется, – грустно ответила она.

Сознание собственной вины! Оно внезапно захлестнуло Рейфела и едва не задушило. Прикусив губу, он смотрел вслед понурившейся девушке. Та направилась к дивану и села, не глядя ему в глаза.

Какого черта? И почему он должен терзаться угрызениями совести из-за желания помочь ей? Не Рейфел, а Офелия только выиграет от его усилий… правда, он выйдет победителем в пари с Дунканом, но в масштабе предстоящих ему трудов это казалось такой безделицей! Особенно теперь, когда он осознал, что просто хочет помочь Офелии. Что-то повлияло на характер девушки, и, возможно, ему следует узнать, что именно.

Он устроился рядом, отметив, что она поспешно отодвинулась.

– Видите ли, я не кусаюсь, – с некоторым раздражением бросил он.

– А мне кажется, что кусаетесь.

– Это намек на поцелуй? Или на обещание поджарить вас на угольях?

– И то, и другое.

Она налила себе чашку чая из чайника, возвышавшегося на столе. Тут же стояла и корзинка со сладостями, но она даже не взглянула на них.

– Можно и мне чашку?

– Наливайте! – отрезала она.

Уже лучше. Ему невыносимо видеть ее в таком состоянии. А уж когда она плачет… Куда спокойнее, когда она злится и сыплет колкостями.

Ему пришлось налить себе чай. Боясь, что она снова начнет вздыхать, он заметил:

– Оставлю пирожные вам. Вы слишком худы.

Она впервые подняла на него глаза:

– Вовсе нет!

– И слишком бледны, – добавил он для пущего правдоподобия. – Ни малейшего румянца.

– Как и должно быть.

– А я думал, что вы хотите выглядеть наилучшим образом.

– Я и так прекрасно выгляжу. И омерзительно красива.

Омерзительно?! Погодите! Он верно расслышал?! И откуда такая горечь?

– Да, – бодро согласился он. – Омерзительно. До тошноты.

Голубые глаза подозрительно сузились:

– И совершенно ни к чему это подчеркивать.

– О, прошу прощения. Давайте лучше обсудим еще один из слухов, которые вы распускали.

Если он хотел сбить ее с толку, так резко сменив тему, ничего не вышло. Она с любопытством взглянула на него:

– Да, прошу вас, поясните. Я что-то не припомню ничего подобного.

– Думаю, ваша подруга, вернее, бывшая подруга, не согласится с вами. На что там жаловалась Мейвис? Вы сказали, что она лгунья и всегда готова вонзить другу в спину кинжал?!

– Нет, это говорила она. Я просто назвала ее лгуньей в присутствии Джейн и Эдит, наших общих подруг. Слишком долго она провоцировала меня, вот я и вспылила. Но дальше это не пошло. Я знала, что Джейн и Эдит никому ничего не скажут. Они любят Мейвис.

– Но не вас?

Офелия отвела глаза.

– Я знаю, что вы подслушали мой второй разговор с Мейвис. Нет, Джейн и Эдит никогда не были истинными подругами, хотя всячески пресмыкались передо мной.

– И это вас волнует?

– Вот уж нет. Я вовсе не добиваюсь любви окружающих. Наоборот, делаю все, чтобы меня терпеть не могли.

На его взгляд, заявление было столь бессмысленным, что он на несколько секунд потерял дар речи. И конечно, не поверил ни одному слову. Но почему она вообще сказала нечто подобное? Пытается оправдаться?

– Никто не лезет вон из кожи, чтобы заслужить всеобщую нелюбовь, тем более намеренно. Это противоречит людской природе.

Офелия просто пожала плечами:

– Ну… если вы так говорите…

Она даже не собирается оспаривать сказанное? Окончательно раздраженный ее видимым безразличием, Рейфел не сдержался:

– В таком случае по каким же причинам вы намеренно отталкиваете от себя подруг?

– Чтобы не гадать, искренни ли они со мной, особенно когда слышу фальшь в каждом слове.

– Значит, вы никому не доверяете? Именно это хотите сказать?

– Совершенно верно.

– Полагаю, я тоже вхожу в число тех, кому доверять не следует?

Честно говоря, Рейфел надеялся, что она уверит его в обратном. Но почему? Он и сам этого не понимал.

– Разумеется. Вы тоже лгали мне, как и другие.

– Черта с два! – вознегодовал он. – Я был абсолютно честен…

Офелия презрительно фыркнула.

– Но ведь это вы утверждали, что везете меня в Лондон. Во всяком случае, из ваших слов можно было заключить именно это. По-вашему, это не ложь?

Рейфел залился краской. Что поделать, виновен…

– Но у меня есть вполне веское оправдание. Я хотел избежать ваших истерик и благополучно сюда добраться.