Дьявол на испытательном сроке (СИ)

Оказываясь у креста, Джули замирает. Смотрит на черную древесину, и Агата замечает, что девушка дрожит. Наверное, это страшно — оказаться лицом к лицу со своим наказанием. Гнев Небес — жесток, во многом потому, что не существует иных способов справиться с демонами, лишь только эта боль, это Поле, эти кресты и иссушающее светило над головой. Джули молчит, не говорит ни слова, но оборачивается к Агате, и в её глазах паника. Будто немой вопрос «Ты мне и вправду поможешь?», который она смертельно боится задать. А ведь она наверняка понимает, что испытывает сейчас Агата. У неё тоже чутье, как и у Генри, и эту душную ревность, которую Агата никак не может подавить, Джули наверняка уже учуяла. Уже поняла, от кого зависит её судьба. Верит ли она, что Агата будет что-то для неё делать? Или чует и раздирающие душу соперницы противоречия.

Соперницы? Нет. Агата не хочет сейчас воспринимать Джули как соперницу. Либо все у них с Генри в прошлом, либо нет — и Агата здесь мешать не будет. Если она для Генри не просто переходящий приз в давней войне, то пусть он сам ей это покажет. Поэтому нет, не сопернице. Нужно думать о Джули как о человеке. Видеть в ней достоинства, благо вроде есть, что видеть.

— Не бойся, — тихо произносит Агата, — я сделаю все, что смогу.

Джули смотрит на неё и молча кивает. В её взгляде Агата видит то сомнение, которое и ожидала увидеть. Да, суккуба и вправду все знает, все чует и сейчас может испытывать к Агате только недоверие, потому что чует истинное направление её мыслей. Но Джули не произносит его вслух, лишь опускает взгляд, пытается улыбнуться сквозь свой страх. Пытается показать Агате, что надеется на неё. Хоть даже этим надеждам и дано так мало шансов быть услышанными.

Артуру не надо никаких жестов, чтобы прибегнуть к его дару, он просто бросает взгляд на Джули, и сталь кандалов на её запястьях мнется, ползет, меняет форму и расположение. Стальные браслеты, широкие оказываются на запястьях, на сгибах локтей, на шее, на лодыжках суккубы. Именно с помощью браслетов Джули поднимают к кресту, и здесь сталь принимает свою окончательную форму, обвиваясь вокруг дерева, замирает, сформировавшись в замки оков, похожих на сжатые челюсти. Когда тело Джули соприкасается с крестом, девушка вскрикивает от боли, и душа Агаты невольно содрогается. Она помнит. Помнит всякий раз, как отмечала боль Генри. Всякий раз эта боль отдавалась эхом в её душе. Всякий раз хотелось помочь ему хоть чем-то, сделать хоть чуточку менее невыносимой кару, которую на его голову обрушили Небеса. И нет никакой разницы в том, кто испытывает эту боль. Душа за распятого вздрагивает и сейчас.

— Мисс Виндроуз, нам вас оставить? — тихо спрашивает Артур, но Агата даже слышит его не сразу. Она больше оглушена осознанием собственного лицемерия, которому предавалась все это время. Она серьезно думала о том, как бы так увернуться от молитвы, лишь бы Джули осталась на кресте? Уединение. Они предлагают ей уединение. Нет. Она его не заслуживает. Оставаться наедине с собой стоит, если ты хоть что-то из себя представляешь. Агата же… Чувствует себя сейчас как никогда — недостойной чести быть голосом, который слушают Небеса.

— Не нужно, — пересохшими губами отзывается она, глядя на прикушенную губу дрожащей на распятии Джули Эберт, — просто помолчите.

На самом деле ей действительно нет никакой необходимости в том, чтобы архангелы ушли. В первый раз она молилась не в уединении, Генри был в сознании и выступал в роли наблюдателя. Во второй раз свидетелей у Агаты не было, зато она чувствовала себя нарушительницей запретов. Сегодня — ничего подобного она не чувствует. Нет ничего страшного в том, что кто-то увидит её стоящей на коленях. Страх заключается в том, что Небеса хоть на секунду обратят внимание, кому они доверились. К кому прислушались. И заметят в ней эту мелочность. И по вине Агаты Джули своего помилования не получит.

Отрешение. Отрешение опустошает разум, как только Агата складывает ладони у груди. Она заставляет себя не закрывать глаза. Она заставляет себя видеть лицо Джули, искаженное в болезненной гримасе. Тело, вздрагивающее от боли. Она не закроет глаза на чужие страдания. Не позволит своим мелочным чувствам возыметь верх над её долгом.

Молитва. Агата в который раз испытывает неловкость от того, что так и не удосужилась обеспокоиться конкретной молитвой о прощении грехов и в который раз доверяет наитию. Простым словам, которые сами ложатся на её язык. Словам о том, почему душа Джули Эберт достойна милосердия, о её стремлении к раскаянию, об отваге и жертвенности. Словам, в которые сама Агата верит куда больше, чем в себя. В душе той же суккубы есть место благородным жертвам. В душе самой Агаты до сей поры живет слишком много пороков, и это ни в коем случае не должно повлиять на решение Небес. Именно поэтому Агата сейчас и просит — просит, отчаянно желая звучать искренне и быть искренней. Пусть её голос не содрогнется от сомнений. Пусть личность демона не будет иметь никакого значения — лишь только его душа, его порывы.