Дьявол не любит ждать

Машина проехала мимо Тегеранского университета по проспекту Шаха Резы, выходящему на площадь Фирдоуси, в центре которой стоит памятник знаменитому поэту: отлитый в бронзе Фирдоуси читает свои стихи, энергично указывая рукой куда-то в небо; затем они свернули налево и начали подниматься в северную, более богатую часть города. Здесь уже реже попадались ярко раскрашенные грузовики с овцами и козами в кузове и проржавевшие легковушки с домашним скарбом, примотанным к крыше веревками. Ощущение было такое, что на этой широте Тегеран решил взять себя в руки, дабы предстать в облике цивилизованного, почти западного города.

Бонд предложил водителю сигарету; тот по восточному обычаю раза два-три вежливо, но не слишком убедительно отказался, а затем с благодарностью принял этот маленький подарок. В ответ он попытался завести с пассажиром разговор о футболе, — очевидно, его знание английского языка ограничивалось словами «Бобби Мур» и «Бобби Чарльтон», но, увы, в голове Бонда крутилось только одно имя: Джулиус Горнер.

Бонд вручил шоферу целую пригоршню персидских риалов и вошел в отель. Какое счастье — здесь работал кондиционер! Его номер был на тринадцатом этаже и выходил широкими окнами на обе стороны здания: одним на юг — на бурлящий, накрытый покрывалом смога город, другим на север — на цепь гор, из которых одна стояла особняком и была значительно выше остальных (как сообщалось в лежащем на столике английском путеводителе, это была «могучая гора Демавенд высотой 5800 метров»). На вершинах гор покоились снежные шапки, а южные склоны покрывала густая сочная зелень — по всей видимости, непроходимый лес.

Привычно осмотрев номер на предмет «жучков», Бонд залез под душ, пустил горячую воду и долго стоял под сильными струями, широко распахнув глаза, пока не почувствовал в них резь. Затем он переключил воду на холодную и постоял так еще немного, пока не ощутил, что смыл все следы долгого путешествия. Завернувшись в полотенце, он позвонил в обслуживание номеров и заказал себе омлет, кофе и две бутылки — минеральной воды и лучшего шотландского виски.

Не успел он повесить трубку, как телефон истошно заверещал.

— Да?

— Это Дариус Ализаде. Хорошо добрались?

— Слава богу, без приключений, — ответил Бонд.

Ализаде засмеялся.

— Люблю, когда дело обходится без приключений, — сказал он, — но это относится только к самолетам. Приношу свои извинения, что не смог встретить вас в аэропорту. Это одно из тех мест, где я стараюсь без крайней необходимости не «светиться». Если не возражаете, через полчаса за вами заедет машина. А потом обещаю вам самый роскошный обед в Тегеране. Уверяю, что лучше вы не поедите нигде. Надеюсь, вы не слишком устали? Для начала я предлагаю заехать ко мне и немного перекусить; икра у меня самая свежая, только сегодня утром доставлена с Каспия. Ну что, подходит?

У Ализаде был густой, сочный бас без малейшего намека на акцент.

— Через полчаса, — подтвердил Бонд, — буду готов.

Он позвонил дежурному, отказался от омлета, но попросил поторопиться с виски. В ожидании заказа он оделся: теперь на нем была белая рубашка с короткими рукавами, свободные хлопчатобумажные брюки и черные мокасины с жесткими носками, усиленными стальными вставками. Довершала этот наряд легкая тропическая куртка, наскоро купленная нынешним утром в парижском аэропорту: она отлично прикрыла кобуру с неизменным спутником Бонда — «Вальтером ППК».

У выхода из гостиницы его ждал синий «мерседес», дверцу которого распахнул маленький человечек с широкой белозубой улыбкой.

— Меня зовут Фаршад, я водитель мистера Ализаде, — сообщил он. — На фарси мое имя значит «счастливчик» или «везунчик».

— Везет вам, Счастливчик, — с улыбкой ответил Бонд. — Куда поедем?

Машина уже выехала с площадки перед гостиницей и встроилась в напряженный поток уличного движения.

— Мы едем в Шемиран — лучший район Тегерана. Там очень красиво. Вам понравится.

— Наверняка понравится, — сказал Бонд, непроизвольно втягивая голову в плечи, когда Фаршад вписался между двумя едущими навстречу друг другу грузовиками. — Если, конечно, мы доберемся туда живыми.

— О да! — радостно засмеялся Фаршад. — Мы едем по проспекту Пехлеви. Двенадцать миль — самая длинная улица на всем Ближнем Востоке!

— Похоже, и движение тут самое оживленное, — заметил Бонд, переведя дух после того, как «мерседес» миновал перекресток, право проезда через который оспаривали сразу чуть ли не с десяток машин; их водители вовсе не воспринимали сигналы светофора как нечто обязательное к исполнению.

Через двадцать минут гонки, состоящей сплошь из смертельных каскадерских трюков, автомобиль наконец свернул влево с убийственно опасной улицы на куда более спокойную аллею, обсаженную смоковницами. Еще один поворот — и машина уже совсем неспешно покатила по извилистой асфальтированной дорожке, которая вела через изумрудно-зеленую лужайку ко входу в роскошную виллу, украшенную портиком с белоснежными колоннами.

Бонд поднялся по ступенькам к входным дверям, и при его приближении они распахнулись словно по волшебству.