Читаем Дьявол носит «Прада» полностью

Я застыла. Я просто застыла на месте, так и не успев распрямиться. Я не настолько утратила рассудок, чтобы не сообразить, насколько нелепо я выгляжу, но не могла найти в себе силы сесть прямо. Она заметила меня сразу же – может, ожидала увидеть на этом месте Эмили – и направилась прямо ко мне. Она оперлась на барьерчик, за которым стоял мой стол, и перегнулась через него так, чтобы видеть все мое прикованное к стулу тело. Ее яркие голубые глаза осматривали меня е головы до ног: белую блузку, красную вельветовую мини-юбку из «Гэп» и теперь уже застегнутые босоножки из верблюжьей шерсти. Я чувствовала, что она пристально изучает меня всю: кожу, волосы, одежду. Ее глаза скользили по мне, но лицо оставалось совершенно бесстрастным. Она наклонилась еще ближе, ее лицо оказалось в тридцати сантиметрах от моего, и я ощутила тонкий аромат эксклюзивного шампуня и дорогих духов, увидела тонкие морщинки возле ее губ и глаз, незаметные с обычного расстояния. Но я не могла смотреть ей в лицо слишком долго, потому что она очень уж откровенно меня рассматривала. Не похоже было, чтобы она осознавала, что: а) мы с ней уже встречались; б) я ее новая служащая; в) я не Эмили.

– Здравствуйте, мисс Пристли, – пискнула я, повинуясь неожиданному импульсу, хотя внутренний голос напомнил мне, что она еще не произнесла ни слова. Но напряжение было невыносимым, а у меня не было другого способа разрядить ситуацию. – Я так счастлива работать у вас. Спасибо вам огромное за возможность, которую…

«Заткнись! Заткнись же, идиотка! Ну чего ты унижаешься?!»

Она отошла от меня. Перестала меня разглядывать, распрямилась и пошла, не слушая, что я несу. Я вспыхнула от унижения и никак не могла успокоиться, хотя чувствовала на себе свирепый взгляд Эмили. Наконец я подняла пылающее лицо. Да, Эмили действительно смотрела на меня.

– Последние сводки получены? – спросила Миранда, ни к кому конкретно не обращаясь. Она вошла в свой кабинет, и я с удовлетворением отметила, что она направилась прямо к газетам.

– Да, Миранда, все здесь, – услужливо отозвалась Эмили, подбегая к ней и подавая папку, в которую мы собирали распечатки для Миранды.

Я сидела молча и наблюдала за всеми передвижениями Миранды с помощью фотографий, которыми были увешаны стены ее кабинета: они находились под стеклом, и в них было видно ее отражение. Вернулась Эмили, и воцарилось молчание. Мне стало интересно: что же, мы теперь никогда не будем разговаривать, если Она в кабинете? Я спросила об этом Эмили в записке, которую послала по электронной почте. Ее ответ пришел тут же. «Вот именно, – писала она, – если нам надо поговорить, мы делаем это шепотом. Иначе – никаких разговоров. И НИКОГДА не говори с ней, пока она не заговорит с тобой. И НИКОГДА не называй ее мисс Пристли; она Миранда. Поняла?» Я снова почувствовала себя так, словно меня отшлепали, но посмотрела на нее и кивнула. И в этот момент я заметила пальто. Оно лежало прямо передо мной, возвышалось грудой великолепного меха у меня на столе, один рукав перевесился через край. Я взглянула на Эмили. Она округлила глаза, махнула в направлении шкафа и прошептала: «Повесь!» Пальто было тяжелое, как одеяло, которое достаешь из стиральной машины; мне пришлось держать его обеими руками, чтобы оно не касалось пола, но я аккуратно повесила его на плечики и тихонько, старательно прикрыла дверцы.

Не успела я сесть на место, как возле меня появилась Миранда, и теперь ее глаза могли свободно шарить по всему моему телу. Странная вещь: от ее взгляда тело мое горело – но одновременно меня словно сковало льдом, и я не могла сесть на свое место, не могла даже пальцем пошевелить. И в тот момент, когда, казалось, уже готовы были вспыхнуть волосы, ее безжалостные голубые глаза встретились с моими.

– Мне нужно мое пальто, – сказала она тихо, глядя прямо на меня, и я вновь подумала, отдает ли она себе отчет в том, что перед ней новый человек, или ей нет до этого абсолютно никакого дела. В ее глазах не было ни малейшего проблеска узнавания, хотя моя встреча с ней состоялась всего несколько недель назад.

– Конечно, – выдавила я и снова направилась к шкафу, что было довольно затруднительно, так как она стояла на дороге. Я развернулась так, чтобы не задеть ее, и постаралась боком добраться до шкафа, который только что закрыла. Она не подвинулась ни на сантиметр, и я чувствовала, что ее глаза продолжают меня осматривать. Наконец, благодарение Богу, мои пальцы коснулись меха, и я осторожно высвободила его из шкафа. Мне вдруг захотелось бросить его ей и посмотреть, сумеет ли она его поймать, но в последний момент я сдержалась и подала ей пальто так, как джентльмен подает его даме. Она шагнула в него одним грациозным движением и взяла сотовый телефон – единственную вещь, которую привезла с собой в офис.

– Сегодня вечером мне понадобится Книга, Эмили, – сказала она и важно вышла из кабинета, похоже, даже не заметив группку из трех женщин, которые, завидев ее, бросились врассыпную.

– Да, Миранда. Я распоряжусь, чтобы Андреа привезла ее вам.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Детективы / Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне
Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза