— Вы думаете, это смешно, Ан-дре-а? Это вы так хотите доказать, что у вас есть чувство юмора? — Улыбка исчезла, она вся подалась вперед — точь-в-точь стервятник, описывающий последние круги над беззащитным цыпленком.
— Э-э… нет, дело не в этом, Миранда. Я просто думала…
— Ан-дре-а, я уже двадцать раз сказала вам, что мне нужна заметка из «Вашингтон пост». Вы, конечно, слышали о существовании этой маленькой газетки, верно? В Нью-Йорке есть газета «Нью-Йорк таймс», а в Вашингтоне тоже есть своя газета. Догадываетесь, что к чему? — Это было уже больше, чем издевка: еще немного, и она заговорит со мной как с младенцем.
— Я сейчас же достану вам этот материал, — произнесла я так спокойно, как только могла, и тихо пошла из кабинета.
— Да, и вот что, Ан-дре-а! — Сердце у меня так и подскочило. — Сегодня вечером вы должны быть на банкете и встречать гостей. Это все.
Я взглянула на Эмили; она была так же растеряна, как и я.
— Я правильно расслышала? — шепнула я, Эмили кивнула и жестом поманила меня к себе.
— Я этого боялась, — проговорила она с видом хирурга, сообщающего членам семьи пациента, что у их мужа и отца обнаружен рак легкого в последней стадии.
— Но она не может требовать этого всерьез. Сейчас уже четыре часа, банкет начинается в семь. Там все будут в вечерних туалетах, я не могу туда пойти. — Я снова, не веря своим глазам, посмотрела на часы и попыталась припомнить ее точные слова.
— Да нет, она вполне серьезно, — проговорила Эмили, снимая телефонную трубку, — я помогу тебе, идет? Разыщи, пока она не ушла, эту заметку из «Вашингтон пост» — Юрий заедет за ней через пятнадцать минут, ведь ей надо еще сделать прическу и макияж. А я достану тебе платье и все остальное. Не волнуйся, мы с этим справимся. — И она принялась названивать по телефону и вполголоса отдавать приказания.
Я застыла на месте, тупо уставившись в пространство, но она, не глядя на меня, махнула рукой, и я вернулась к реальности.
— Иди, — шепнула она с несвойственным ей сочувствием. И я пошла.
— Тебе нельзя в таком виде в такси, — сказала Лили, когда я неумело, словно первый раз в жизни, начала тыкать щеточкой в ресницы, — это же вечернее платье. Господи, да вызови ты машину!
Она еще немного понаблюдала за моими мытарствами, потом выхватила у меня неуклюжую щеточку и сама накрасила мне ресницы.
— Наверное, я так и сделаю, — вздохнула я, все еще внутренне бунтуя против того, что мне предстоит провести вечер пятницы закованной в строгое платье, приветствуя не отличающихся хорошими манерами нуворишей из Джорджии и Северной и Южной Каролины и старательно изображая любезность на своем кое-как накрашенном лице. На все про все — найти платье, сделать макияж, приготовиться, перекроить свои планы на выходные — у меня было только три часа, и в запарке я совершенно упустила из виду собственную транспортировку.
Работа в одном из самых престижных журналов мод в мире (сколько девушек были бы готовы ради нее на что угодно!) имеет свои преимущества, и к 4.40 я уже была счастливой обладательницей шикарного длинного черного платья от Оскара де ла Ренты, которое великодушно одолжил мне Джеффи, добрый дух нашей кладовой и большой любитель всяких женских штучек. («Детка, если тебе нужно вечернее платье, лучше Оскара тебе не найти. А сейчас не стесняйся, снимай брючки и примерь-ка это, доставь Джеффи удовольствие». Я принялась расстегивать кнопки, и он задрожал. Я спросила, неужели его так возбуждает мое полуобнаженное тело, а он ответил, что, конечно же, нет, просто это отвратительно, когда так видны резинки от нижнего белья.) Отдел моды раздобыл пару серебристых босоножек моего размера от Маноло, а Саманта из отдела аксессуаров подобрала эффектную серебристую сумочку на длинной цепочке от «Юдит Либер». Я было проявила интерес к сумочке-косметичке от Кельвина Кляйна, но она только фыркнула и протянула мне «Юдит». Стеф колебалась, предложить ли мне к платью ожерелье-ошейник или подвеску, а Элисон, новоиспеченный редактор отдела красоты, созвонилась с маникюршей, которая работала по вызову.
— Без пятнадцати пять она будет в конференц-зале, — сказала мне Элисон по внутреннему телефону, — у тебя ведь черное платье, да? Пусть она возьмет Шанель, рубиновый красный цвет. И пусть запишет на наш счет.
Вот так, в состоянии, близком к массовой истерии, вся редакция собирала меня на предстоящее вечером торжество. Все это, конечно, происходило не от того, что они так уж сильно меня любили и готовы были за меня костьми лечь, — нет, скорее это был их шанс доказать Миранде свой вкус и свое мастерство.
Лили закончила свой благотворительный сеанс макияжа, а я на мгновение задумалась, насколько хорошо сочетаются длинное, до пола, вечернее платье от Оскара де ла Ренты и дешевенькая помада «Бон белль». Может, и не очень хорошо, но я отвергла все предложения вызвать на дом профессионального визажиста. Коллеги пытались настаивать — и даже не слишком деликатно, — но я была тверда как кремень. В конце концов, всему есть предел.