Дьявол носит «Прада»

— И что я могу сделать? — спросила я, стараясь, чтобы это прозвучало непринужденно, но терялась в догадках, с чего это она звонит мне и говорит, что больна. Ведь мы и так обе знаем, что это совершенно не важно. Больна или нет, а в понедельник она должна быть на работе.

Она тяжело закашлялась, и я услышала, как булькает мокрота у нее в горле.

— Да, сейчас скажу. Господи, и ведь надо же, чтобы это случилось именно со мной!

— Да что? Что случилось?

— Я не могу поехать в Европу с Мирандой. У меня мононуклеоз.

— Что?

— Ты слышала. Ехать я не могу. Врач звонил, готовы анализы крови. Мне три недели нельзя выходить из дому.

Три недели! Это шутка, не иначе. Мне было не до сочувствия — я уже несколько месяцев только и жила мечтой о том, что обе они — Эмили и Миранда — уедут и оставят меня в покое.

— Эм, да она убьет тебя — тебе придется ехать! Она вообще знает?

На другом конце провода воцарилось зловещее молчание. Потом прозвучал ответ:

— Да, она знает.

— Ты ей звонила?

— Да. То есть на самом деле ей звонил мой врач, потому что мне бы она не поверила. Он сказал, что я могу заразить ее и всех остальных, и, в общем… — Она помедлила; по ее тону можно было предположить самое худшее.

— Что «в общем»? — ляпнула я, забыв об осторожности.

— В общем, она хочет, чтобы с ней поехала ты.

— Она хочет, чтобы с ней поехала я? Надо же! Что именно она сказала? Она не угрожала тебя уволить?

— Андреа, я… — Эмили судорожно закашлялась, и на мгновение я подумала, что она запросто может умереть там, на другом конце провода. — Я не шучу… Не шучу. Она сказала, что ей там всегда в помощники дают таких тупиц, что даже ты справишься лучше, чем они.

— Ну если так, то я, конечно, не против! Нет ничего лучше старой доброй лести, чтобы заставить человека что-нибудь сделать. Нет, правда, ей не стоило так меня нахваливать. Я вся краснею! — Я не знала, что сейчас для меня важнее: что Миранда хочет, чтобы я ехала с ней в Париж, или что она хочет этого только потому, что я чуть менее безнадежная идиотка, чем изможденные французские секретарши.

— Да хватит тебе, — прохрипела она, надсадно кашляя, что теперь уже начало меня раздражать, — ты просто счастливица. Я два года — целых два года — ждала этой поездки, и вот я не еду. Ты хоть понимаешь, какая это несправедливость?

— Еще бы! Это всеобщий закон подлости: эта поездка — твоя мечта, а для меня она — несчастье, и вот еду я, а не ты. Весело, да? Мне так смешно, прямо до чертиков, — бубнила я, не ощущая никакой радости.

— Ну хорошо, я понимаю, что тебе это не очень приятно, но ты же все равно ничего не можешь поделать. Я уже позвонила Джеффи, чтобы он заказывал для тебя одежду. А тебе много чего понадобится — для показов, ужинов, приема, который Миранда дает в отеле «Костес», — каждый раз все новое. Элисон займется косметикой. Стеф — обувью, сумочками и украшениями. У тебя всего четыре дня, так что завтра прямо с этого и начни, ладно?

— Поверить не могу, что она собирается взять с собой меня.

— Придется поверить, она явно не шутила. Меня всю неделю не будет в офисе, поэтому тебе еще надо…

— Что? Ты не будешь ходить даже в офис?

У меня никогда не бывало больничных и прогулов, но то же самое можно было сказать и об Эмили. Единственный раз, когда она чуть было не опоздала — но не опоздала! — был, когда умер ее прадедушка. Она тогда как-то сумела слетать домой в Филадельфию, побывать на похоронах и вернуться на работу — минута в минуту. Так и только так здесь все и делалось. Точка. Единственным основанием для невыхода на работу могли быть скоропостижная смерть (кого-нибудь из самых близких членов семьи), паралич (ваш собственный) и ядерная война (но только если правительство Соединенных Штатов официально объявило, что она коснется непосредственно Манхэттена). Таково было священное и нерушимое правило Миранды Пристли.

— Андреа, у меня мононуклеоз. Это очень заразно. И очень опасно. Я не могу выйти даже за кофе, не то что на работу. Миранда это понимает, поэтому тебе придется все взять на себя. А дел очень много.

— Понимает, говоришь? Да брось! Ну-ка, ну-ка, что конкретно она сказала? — Я никак не могла поверить, что Миранда сочла такую прозаическую вещь, как мононуклеоз, достаточным основанием для того, чтобы оставить человека в покое. — Доставь мне это маленькое удовольствие. Ведь мне теперь не позавидуешь.

Эмили вздохнула и — я не сомневалась — закатила глаза.

— Ну, она не была в восторге. Сама я с ней не говорила, но доктор сказал, она то и дело спрашивала: что, мононуклеоз — это «настоящая» болезнь или нет? Но когда он заверил ее, что это очень опасно, она проявила понимание.

Я расхохоталась:

— Не сомневаюсь, Эм, не сомневаюсь. В общем, не волнуйся ни о чем. Поправляйся, а я обо всем позабочусь.

— Я пришлю тебе список. Просто чтоб ты ничего не забыла.