— Что? О чем это ты? Ты хочешь со мной расстаться? — переспросила я, слишком поздно осознав, что он вовсе не шутит. Алекс был таким милым, таким понимающим, он всегда был рядом, и я привыкла принимать как должное, что после изнурительного рабочего дня он всегда готов выслушать и поддержать — в то время как все остальные старались оградить себя от моих излияний. Проблема была в том, что я все меньше и меньше давала ему взамен.
— Да нет, я не о том. Не расстаться, просто переждать. Возможно, так мы сумеем по-новому взглянуть на все происходящее. Ты, конечно, недовольна сейчас моим поведением, да и я от тебя не в восторге. Может, если мы расстанемся на некоторое время, так будет лучше для нас обоих.
— «Лучше для нас обоих»? Ты думаешь, это нам поможет? — Меня бесила банальность его слов, сама мысль о том, что расставание на некоторое время может наладить наши отношения. Мне казалось крайним эгоизмом с его стороны, что он делает это именно сейчас, когда уже виден конец моего рабства и мне предстоит такое трудное испытание. Угрызения совести тут же сменились раздражением.
— Хорошо же. Ладно, давай отдохнем, — проговорила я саркастически и с неприязнью, — сделаем передышку. Звучит многообещающе.
Он не отрываясь смотрел на меня, и в его больших карих глазах отражались недоумение и боль; затем страдальчески зажмурился, словно пытаясь изгнать мой образ из своих мыслей.
— Ладно, Энди. Я пойду, не буду еще больше тебя расстраивать. Надеюсь, тебе понравится в Париже, правда надеюсь. Я позвоню тебе.
И прежде чем я поняла, что на самом деле происходит, он поцеловал меня в щеку, как поцеловал бы Лили или мою маму, и направился к двери.
— Алекс, может, поговорим? — крикнула я, пытаясь сохранять спокойствие и надеясь, что он все же не уйдет.
Он повернулся, грустно улыбнулся и сказал:
— Давай не будем больше сегодня разговаривать, Энди. Говорить надо было несколько месяцев назад, год назад. Не стоит пытаться высказать все наболевшее прямо сейчас. Просто подумай как следует обо всем, ладно? Я позвоню через пару недель, когда ты вернешься и успокоишься. И удачи в Париже — я знаю, ты справишься. — Он открыл дверь, вышел и тихо закрыл ее за собой.
Я бросилась в спальню Лили, чтобы дать ей возможность сказать, что он принял все чересчур близко к сердцу, что я еду в Париж потому, что так надо для моего будущего, что она вовсю спивается и что если я уезжаю из страны, даже не повидав своего только что родившегося племянника, это еще не значит, что я плохая сестра и тетя. Но Лили уже заснула — заснула, даже не раздевшись, просто повалилась плашмя на покрывало: на тумбочке у изголовья стоял ее опустевший бокал. На кровати я увидела раскрытый ноутбук, и мне стало интересно, сумела ли она написать хотя бы слово. Я взглянула.
Браво! Она сделала «шапку» где указала свое имя, номер группы, имя научного руководителя и даже сформулировала тему, по всей вероятности, приблизительную: «Психологические аспекты любви автора к своему читателю». Я расхохоталась, но она даже не пошевелилась, поэтому я убрала ноутбук, поставила будильник на семь часов и потушила свет.
Как только я вошла в спальню, зазвонил мобильник. Сердце у меня так и подпрыгнуло — как всегда, первой мыслью было, что это звонит она, — но я тут же решила, что на самом деле это звонит Алекс. Он просто не способен был уйти вот так, не закончив разговора. Я знала этого парня — он не мог уснуть без поцелуя на ночь и без того, чтобы не пожелать мне приятных сновидений; он был не таков, чтоб надменно уйти, смирившись с тем, что мы не будем разговаривать несколько недель.
— Привет, малыш, — выдохнула я, уже скучая по нему, но в то же время радуясь, что мы говорим по телефону и нам нет необходимости разбираться во всем прямо сейчас. Голова у меня раскалывалась, плечи ломило, и мне хотелось только, чтобы он сказал, что наша ссора была ошибкой и он позвонит мне завтра. — Я рада, что ты позвонил.
— Малыш? Ничего себе! А мы делаем успехи, правда, Энди? Будь осторожнее, а то я могу решить, что ты меня хочешь, — услышала я спокойный и насмешливый голос Кристиана. — Я тоже рад, что позвонил.
— А, это ты.
— Что ж, это не самое теплое приветствие, какое я слышал в своей жизни! В чем дело, Энди? В последнее время ты вроде бы меня избегаешь?
— Конечно, нет, — соврала я, — просто у меня был тяжелый день. Как обычно. Ну и как ты поживаешь?
Он засмеялся:
— Энди, Энди, Энди. Да ладно тебе. О чем тебе грустить? Тебя ждут великие дела, и они уже рядом. Почему я и звоню — хочу пригласить тебя на встречу членов пен-клуба в «Джеймс-Бирд-хаус» завтра вечером. Придет много интересных людей, и мне будет приятно с тобой повидаться. Из чисто профессиональных побуждений, разумеется.