Дьявол победил

Мы проделали тот же путь назад, и когда демон, завидев нас, удивленно заметил: «Что-то вы быстро». Я бросил ему на ходу: «Я отказался». На что он укоризненно буркнул: «Так дела не делаются!» И конфиденциально прошептал адресованные псориазному генералу слова: «Все равно мы их не отпустим». Я встал на прежнее место, раздумывая, что же теперь будет. Демон снова выпятил на меня глаза; я понял, что сейчас он продолжит свою лекцию и помешать этому будет невозможно. К несчастью, я не ошибся.

– Видно, как на ладони, что ты совсем ничего не помнишь и придется мне навести небольшой марафет в твоей памяти, – вдруг он затанцевал из-за того, что доходяга, на которого он опирался ногами, пополз в сторону. – Не коверкайся, тебе говорят! Стой, где стоишь! – шикнул он на него. – Так, о чем это мы?… Ага, значит, в первую очередь мне крайне не нравится тотальная бесхребетность твоих поступков. Куда девалась твоя закалка, вся твоя выправка? А я тебе скажу, куда: они вылетели в ту же трубу, что и твоя мечта о персональном боге. Вспомни, как тебя злила монотеистическая идея божества, в чьем восприятии все однояйцовые близнецы матери-Земли обладают равной ценностью и одинаково достойны божественной любви, путеводительства и все такое. Что и говорить, тебя просто крючило и пучило от представления о творце вселенной как о вертухае, повелевающему солнцу своему восходить над злыми и добрыми. Бог личный, пекущийся об одном тебе, не сотворивший тебя, но преданный тебе как единственному другу, не оставляющий заповедей, но сам исполняющий как заповедь любое твое волеизъявление; бог, для которого все сущее центрировано в твоей присноалчущей душе, а остальной мир – лишь сырьевая база для ее ублажения; приносящий в жертву тебе каждого, кого затронула твоя любовь или ненависть, не то, что эта салага, которая сдохла за всякую шваль! – и он с силой пнул выгнутую спину того, на ком стоял, – бог, что обеспечил тебе влачащийся за тобой в вечности шлейф душ, чью волю ты подавил и стреножил. Не ангел-хранитель, сатрап безразмерного человекоугодия и общедоступности, не заговоренный талисман, палладиум, рецептура изготовления коего доступна профану; ничего, что не составляло бы неисповедимой тайны, хранимой одним тобой во веки веков. Такому богу ты готов был служить верой и правдой, воскурять ему фимиам почтения денно и нощно. Но со временем твои запросы измельчали, и престол Вседержителя занял Полубог – жадный бактериофаг, возвеличивающийся по мере прогрессирования упадка сил и усталости от сопротивления. После причисления себя к сонму Полубогов все у тебя оказалось перевернуто с ног на голову: рассматривать неудачи, как средство добить человека, чтобы он не тянул на себя одеяло Полубога – это был цирк еще тот!

Слушая его, я ощутил легкие тычки в правую лодыжку. Посмотрел вниз и на миг обмер: переломанная каракатица как-то изловчилась доползти до меня и норовила ухватить за ногу непослушными обрубками пальцев. Что ему от меня понадобилось? Я отошел на шаг в сторону.

– Затем и Полубог канул в Лету, в основном из экономических соображений. Но связь с богом, существующим для твоего эгоизма, не прервалась; обожествить себя целиком и полностью, а не в половинчатом режиме ты так и не решился – испугался одиночества. Ты разочаровался в своем боге, тебе казалось, что он требует от тебя непомерно много скепсиса, тогда как тебе страстно хотелось верить. Но бог не отпустил тебя и не изменил себе, он остался самим собой, а значит, и тебе придется с ним считаться. Не прячь глаза, мой дорогой служитель: Я И ЕСТЬ ТВОЙ БОГ.

Я так и знал. Чудо в перьях, насаженное на лом, назовет себя моим богом – кто бы мог в этом сомневаться! Чтобы передать на письме охватившую меня сумятицу чувств, достаточно было бы поставить тысячу восклицательных знаков, а за ними – столько же точек. Меня уже ничего не удивляло, пусть все, сказанное им, будет правдой, дайте только встретить возлюбленную и помереть!

– Я все вспомнил, – был мой скупой ответ, – коли ты бог – потрудись исполнить мою последнюю волю…

– К ублюдкам?… – перебил он.

Я не понял его вопроса.

– К живым намылился? – процедил он с нарастающим раздражением.

– Ты не понял…