Дьявол предпочитает Armani

— Это мне решать, есть смысл или нет, — отрезал зам, а потом резко развернулся, направляясь к двери. — Завтра утром мне нужен работающий коммуникатор.

«Тебе нужна Полина, чтобы трепать ей нервы», — подумалось Свете. «И как только она его терпит?»

С этими мыслями она закинула в сумку зарядку и телефон и полезла под стол, чтобы выключить компьютер. Распрямившись, девушка застыла — из дверей лифта вышел Паша. Увидев ее, он замер, глядя ей прямо в глаза. Прежде чем он сказал хоть слово, блондинка схватила со стола сумку и кинулась к лифту, пытаясь как можно скорее оказаться подальше от него. Внутри что-то болезненно сжималось, а к горлу подступала тошнота — ей было почти физически больно смотреть на него.

Прошмыгнув в предательски пустой лифт, девушка стала судорожно нажимать на кнопку ускоренного закрытия дверей, но Паша все-таки успел проскочить вслед за ней, а потом дверцы лифта захлопнулись прямо перед носом окончательно разъярившегося Данилки Присли, который бросил Свете в догонку что-то негодующее.

— Надо поговорить, — сказал Паша, вынимая из кармана ключ, а потом втыкая его в отверстие на панели.

Стоило ему провернуть его, как лифт, конвульсивно вздрогнув, остановился между этажами.

Света качнулась на своих умопомрачительных шпильках, но Паша не дал ей упасть, обхватив рукой за талию. От его прикосновения по телу блондинки пробежала дрожь. Вскинув на него глаза, она посмотрела на него, надеясь, что во взгляде ее читается ярость, а не смятение, которое охватило ее в тот самый миг в холле, когда взгляды их встретились.

Она смотрела на него, собираясь сказать, чтобы он немедленно ее отпустил и разблокировал лифт, но вместо этого продолжала молчать, не в силах вымолвить ни слова. Почему-то перед ее глазами проносились все значимые для нее моменты: первая встреча, первые колкие фразы, первый поцелуй, поездка на мотоцикле… ее словно кружило на карусели, а в горле застрял ком, не дававший сказать хоть что-то.

— Светик, прости меня, — Паша вдруг опустил девушку, а потом поверг в шок, опустившись коленями на пол. — Я поступил с тобой, как невероятный, просто космический козел, — он поймал ее руку в свою ладонь, мягко сжимая, глядя на нее снизу вверх. — Прости.

Он смотрел на нее и не понимал, как мог быть таким тупым. Ему хватило трех дней, чтобы понять, что он больше не сможет быть с Настей. Не после Светки. То, что казалось ему любовью всей жизни, оказалось пустышкой, токсичной связью, которую им никак не удавалось порвать до конца. И осознал он это тогда, когда Света уходила от него в столовой, оглушительно цокая каблуками. Это было внезапным и острым озарением, в котором он нуждался все эти годы. Только когда она ушла, он понял, как она была нужна ему. Вернувшись домой, он порвал с Настей раз и навсегда, не чувствуя ничего, кроме облегчения.

Он впервые стоял перед кем-то на коленях, но какая разница, если эта девчонка ставила на колени его сердце? Ему не было стыдно, он не чувствовал себя жалким, только боялся, что Света не станет его слушать.

— Я порвал с Настей сразу после нашего разговора, я… я не хочу быть ни с кем, кроме тебя, — глухо сказал он, прижимаясь губами к ее тонким пальцам. — Я люблю тебя, — едва слышно выдохнул мужчина, упираясь лбом в ее живот.

Света слушала его, не в силах вырвать руку или оттолкнуть его, только чувствуя, как сдавливает грудь от нахлынувших чувств. Губы дрожали, слова застревали на кончике языка. Ей впервые признавались в любви, и сделал это Паша, который сначала влюбил ее в себя, а потом безжалостно растоптал ее чувства, сбежав к бывшей. И сейчас он стоит перед ней на коленях, сжимая в правой руке букет маленьких голубых цветочков. Гребанные незабудки, о которых пел Тима Белорусских, которые она любила до умопомрачения. Она сказала об этом как-то давно и вскользь, а Паша запомнил. И почему-то от этого хотелось вскрыться.

— Мне надо домой, — выдохнула она после очень долгого молчания. — Отпусти, — она хотела сказать это резко, зло, но вместо этого едва ли не умоляла. Голос ее так жалко сорвался, что она едва не заплакала. Жесткой быть не получалось. Не в этот раз, не когда он стоит перед ней на коленях, такой же жалкий и раздавленный, как и она сама.

Паша вложил цветы в ее свободную руку, а потом поднялся на ноги, не отрывая от нее взгляда.

— Перестань подлавливать меня на работе, когда мне некуда деться, — попросила девушка, глядя на цветы, невольно сравнивая их с шикарным букетом Макса, и чувствуя, что крошечный букетик полевых цветочков ей дороже всех роз. Глаза защипало, но она глубоко вдохнула, не давая себе расклеиться окончательно. — Это нечестно.

— Я ждал тебя у дома, но ты была с парнем, — Паша вспомнил, как караулил ее у дома, словно сталкер, но так и не решился подойти, увидев, как она целуется с другим. — Я решил, что не должен тебе мешать.