Дьявол соленых песков (СИ)

Еженедельные отчеты исправно поступали на стол Дамиану, только это никак не приближало его к Лане. Папка с информацией о своей потеряшке не сильно быстро пополнялась. Его девочка словно растворилась в огромном мегаполисе. Зато отчеты по Герману приходили с завидной регулярностью. И чем больше на него копали, тем больше вопросов к нему возникало. Сомнительные сделки. Покровительство людей с сомнительной репутацией. О, это даже интересно — заявления в полицию от Ланы о преследовании, оставленные без движения. С каждым днем становилось понятнее, отчего же именно пряталась Лана. Этот кошмар в ее жизни, судя по бумагам, продолжался уже несколько лет, и отступать Долматов был не намерен. Как Лана пережила весь этот кошмар, можно было только догадываться. И ее поездка с подругой была ни чем иным, как попытка вырваться от давления. Только Долматов сумел найти ее и в чужой стране — не удивительно, с таким-то связями.

Поиски подружки тоже никаких результатов не дали. Тата, она же Татьяна, так же по месту своей регистрации не проживала. Из разговоров с соседями удалось выяснить, что квартиру в ближайшем Подмосковье она купила несколько лет назад, но в последние два года перебралась в Москву поближе к работе. За последний год не появлялась, квартирантам пустующее жилье не сдавала., о родственниках ничего не известно. Вот и все. Дамиан с сожалением вспомнил те времена своего детства, когда соседи по подъезду знали друг о друге так много, что казались почти родственниками.

Время шло, а в своих поисках Дамиан так и не становился ближе к Лане. Да и задерживаться так долго в Москве уже было нельзя — долго пренебрегать своими обязанностями на работе он тоже не мог. Дэм оттягивал свой отъезд как мог. День. Еще один. Бесконечные переговоры по телефону и средствам видеосвязи. Казалось, еще недельку можно было отыграть в свое распоряжение…

Все сорвалось в одну минуту. От одного только звонка.

— Дамиан, мне нужно, чтобы ты вернулся. — Голос сеньора Альвареса был необычайно сух и безэмоционален, а значит, что-то случилось во время его долгого отсутствия. Никаких пояснений по телефону, что было совершенно не в духе его работодателя.

Теряясь в догадках, Дэм с тяжелым сердцем отправился обратно, жалея о незавершенных поисках.

И лишь в аэропорту прямо перед самым вылетом ему дозвонилась сеньора Альварес, из бессвязных слов которой удалось понять только одно: ее единственный сын попал в страшную аварию и погиб на месте, а муж, не сумев перенести весть о гибели сына, был доставлен в больницу с инсультом.

— Я не знаю, что мне делать, Дамиан, — плакала женщина, — это какой-то кошмар. Сперва Фернандо. А теперь Хосе… Врачи говорят, первые три дня покажут, на что надеяться в итоге. Мне необходимо проститься с сыном, подготовить все… Но в больнице я сейчас больше нужна.

— Я буду сегодня, сеньора Альварес, у меня самолет уже через час. Не волнуйтесь, лучше поберегите себя.

Эта семья стала для него близкой. И не только потому, что благодаря им у него была прекрасная работа и те блага, которые можно было приобрести за имевшееся финансовое благополучие — именно Альваресы помогли еще совсем юному Дамиану в первые годы, оказав ему свое доверие и расположение. Иногда казалось, что они не делали разницы между ним и их сыном, с которым у него сложились хорошие отношения. Фернандо порой даже говорил, что иногда ревновал отца из-за такого отношения к своему работнику. Но чего было не отнять у семьи Альварес, так это врожденного чувства такта и справедливости, что они сумели передать и своему единственному сыну. Смерть Фернандо и внезапная болезнь сеньора Альвареса стали настоящим потрясением для Дамиана. Но вместе с тем он прекрасно понимал, что теперь не скоро сможет вернуться в Россию, поскольку нужен будет там.

Вот только он тогда еще не знал, что все затянется так надолго, полностью перечеркивая все его планы.

Как ни прискорбно было это признавать, но самые худшие опасения сбывались. Сеньору Альваресу лучше не становилось. Врачи как могли поддерживали его состояние, но в целом ситуация не радовала. Он и сам это прекрасно понимал. Тяготился своей беспомощностью, злился, отчаивался, но продолжал бороться. У него была только ему одному ведомая цель, к которой он стремился. Много работал с врачами, порой даже слишком рьяно, что те даже ругались на него за непомерную нагрузку на неокрепший организм. Восстанавливал речь, так как руководить одними только слабыми жестами мало получалось — не понимали.

А Дамиан разрывался между гостиницей и клиникой, между семьей Альваресов и Москвой. Разрывался между долгом и сердцем. И везде неопределенность — то, что он больше всего ненавидел, когда все зависело от обстоятельств и судьбы, а не от него самого.

— Подпиши, — просипел однажды сеньор Альварес в своей палате в одно из посещений. На постель опустились бумаги, и ничего не понимавший Дамиан взял их, чтобы ознакомиться.