«Вспоминая те горячие заверения на виду у всей страны по поводу обилия и привлекательности мест проведения выставки, которые мог предложить Чикаго; вспоминая те преимущества, которыми располагала Филадельфийская выставка столетия [71]
и которые находились в непосредственной близости от места ее проведения; вспоминая те преимущества аналогичного характера, которыми могла бы располагать Всемирная выставка, будь местом ее проведения красивейшая Рок-Крик-велли в Вашингтоне, где Служба национальных парков совсем недавно создала Рок-Крик-парк; вспоминая, какие превосходные виды открывались из парка «Пэлисейдс» [72] вверх по течению реки Гудзон, с одной стороны, и красивыми берегами пролива Лонг-Айленд-Саунд [73], с другой, – это место предложил для организации выставки Нью-Йорк, – вспоминая все это, мы не можем не испытывать страха от того, что, выбрав место проведения выставки в глубине города, где полностью отсутствуют какие-либо элементы природного ландшафта, мы тем самым вызовем разочарование всей страны, а это, в свою очередь, даст повод для бесчисленных и отнюдь не ироничных упреков в адрес Чикаго по поводу данных прошлой зимой Конгрессу заверений о бесчисленном количествеВыделения в тексте сделаны рукой самого Олмстеда.
Бернэм надеялся, что второй отчет будет способствовать тому, что решение в конце концов примут. Задержка буквально сводила его с ума, ведь время, отведенное на принятие решения, давным-давно истекло. Совет директоров, похоже, не понимал, что Чикаго рискует стать не только общенациональным, но и мировым посмешищем.
Недели шли за неделями.
В конце октября 1890 года вопрос выбора места все еще оставался нерешенным. Бернэм и Рут были заняты выполнением заказов, число которых постоянно росло. Они уже начали возведение по новейшей строительной технологии двух самых высоких чикагских небоскребов: Храма Союза христианских женщин – сторонниц сухого закона и здания Масонского братства высотой в двадцать один этаж, – самого высокого здания в мире. Фундаменты обоих зданий были практически готовы, и со дня на день должна была начаться закладка краеугольных камней. Учитывая архитектурную и строительную новизну, а также значимость возводимых зданий для города, закладка краеугольных камней превратилась в важную, даже несколько экстравагантную церемонию.
Сторонницы трезвости отмечали важное событие в жизни своего Союза на углу улиц Ласалль и Монро, рядом с десятитонным валуном черного нью-гемпширского гранита площадью семь квадратных футов и толщиной три фута. Здесь Бернэм и Рут присоединились к другим высокопоставленным лицам, среди которых была и миссис Франсез И. Уиллард, президент Союза, и Картер Генри Гаррисон, бывший мэр, у которого за плечами было уже четыре срока пребывания на этой должности и который вновь готовился к переизбранию. Когда Гаррисон появился в своей обычной черной шляпе с опущенными полями, как всегда набив карман сигарами, толпа встретила его приветственными криками. Особенно громко кричали ирландцы и члены профсоюзов, считавшие Гаррисона другом городских низов. Присутствие Бернэма, Рута и Гаррисона возле Камня сторонников трезвости было, мягко говоря, не вполне оправданным и даже вызывало иронию. Будучи мэром, Гаррисон постоянно держал в своем кабинете в мэрии пару коробок отличного «Бурбона». Высшие городские слои, состоявшие в основном из высоконравственных протестантов, видели в нем некое подобие городского сатира, терпимость которого к проституции, азартным играм и алкоголю способствовали тому, что городские районы, где процветали эти пороки – самой дурной славой пользовался Леви [74]
(вотчина печально известного держателя питейного салона и грабителя Микки Финна), – достигли нового, более высокого уровня разврата и безнравственности. Рут имел репутацию бонвивана, про которого Луис Салливан однажды сказал, что это «светский человек, состоящий из плоти, причем по всей вероятности дьявольской». А Бернэм в дополнение к тому, что отслеживал кругосветное путешествие своей «Мадеры», каждый год разливал по бутылкам четыреста кварт [75] менее изысканных напитков, присылаемых ему одним из друзей, а также лично отбирал вина для винного погреба Союза Лиги.