Дьявол в быту, легендах и литературе Средних веков

Нет никакой необходимости относиться к «Повести о бесноватой жене Соломонии» как к вымыслу, вроде беллетристического, для легкого чтения благочестивых читателей XVII века, для литературного развлечения современников, как выразился о ней в свое время Костомаров. Мы легко можем поверить, что простодушная запись эта действительно запротоколила истинный факт (возможность исторического существования Соломонии допускал и Костомаров). Работы и наблюдения Шарко, Рише, Маньяна[235], Крафт-Эбинга, Мержеевского[236]и др. дают нам полное право признать это «преславное чудо» во всем его объеме, не нуждаясь ни для одного его момента ни в сверхъестественном толковании, ни даже в предположении, что бесовская драма Соломонии была целиком или в большей части комедией, разыгранной истеричкою-симулянткою с какими-либо двусмысленными целями при помощи шайки шарлатанов. Пред нами просто правильно и точно — «клинически», так сказать, — но не врачом, а церковником записанная история полового невроза, которую автор и в причинах, и в подробностях, и в исходе истолковал и осветил согласно теологическому мировоззрению своего века. Но в изложении хода и явлений невроза внимательная добросовестность автора оказалась выше похвал, почти фотографическою. Поэтому мы не имеем никаких оснований сомневаться в его предисловии, что он записал повесть со слов самой ее героини. Сквозь строки повести все время неизменно смотрит живое лицо живой, из медвежьего угла, поповны-мужички Соломонии. Выступает временами и испуганное лицо отца ее Димитрия, который потом — вероятно, под впечатлением пережитых в семье событий, — оказался монахом Дионисием в Троицком Гледенском монастыре. Ибо силою настоящего, живого, на собственной шкуре пережитого семейного ужаса дышат простые строки хотя бы такого дополнения: «Мучили ее темные проклятые нечистые духи, жившие в ней, и тогда она вне себя бывала, выбегала из дома своего обнаженная, в разодранной одежде и простоволосая и кидалась в воду зимним и летним временем. Случавшиеся же здесь люди, когда настигали ее на краю воды, а иногда в воде удерживали, и вытаскивали ее из воды на берег да из проруби на лед, словно мертвую. Утроба у нее тогда бывала как у жены, собирающейся родить, и во чреве ее терзались темные демоны, словно рыбы во мрежах. И видя ее страдания, здесь стоявшие люди дивились и относили ее словно мертвую в дом, где жила она. И мучение это и томление от демонской силы много раз случалось». Это вставка попа Димитрия, который присутствовал при рассказе в качестве свидетеля, и нельзя не признать, что сделана она с энергией и образностью человека, живо помнящего, как ловил он по берегам реки и выхватывал из прорубей спешащую на какие-то таинственные зовы, охваченную загадочною жаждою самоубийства полоумную дочь. Роль автора повести свелась к тому, что, когда Соломония или поп Димитрий наивно говорили: «нечистый стал визжать, как поросенок», — он, начитанный и письменный церковник, облекал эту деревенщину в литературность: «яко свиния малыя». Но и только. Протокол же остается протоколом, и факты его — фактами.

Кроме своих природных детей дьяволы любили брать приемышей. Доставались им дети либо через похищение, либо через проклятие или неосторожное обещание родителей, либо чрез неправильность в обряде крещения. Мы видели в примере Соломонии Бесноватой, что достаточно было крестящему попу быть в пьяном виде, чтобы отдать ребенка во власть «чернородных демонов». Английский летописец Роджер из Ховдена[237] рассказывает, что одна девушка, забеременев, ушла из дому, чтобы скрыть приближающиеся роды. В открытом поле в час ужасной грозы схватили ее муки. Устав напрасно призывать помощь Божию, взмолилась она к дьяволу. Он тотчас же появился в виде молодого человека и сказал ей: «Следуй за мною». Привел ее в овчарню, сделал из соломы постель, развел хороший огонь и ушел за едою. Шли мимо два человека, заметили огонь, вошли в овчарню, расспросили лежащую родильницу и, ужаснувшись дьявольского коварства, побежали в ближайшую деревню за священником. Тем временем черт возвратился с съестными припасами и водою, подкормил родильницу и, когда настал ее час, принял у нее младенца, как искуснейший акушер. А тут как раз подоспел священник с толпою прихожан и начал заклинания, которых дьявол, конечно, не выдержал и бежал, умчав и новорожденного на руках своих. Добрая мать, мало о том заботясь, возблагодарила Создателя за избавление от лукавого и с миром возвратилась в дом свой. Нельзя не сознаться, что в удивительном этом происшествии дьявол едва ли не единственное действующее лицо, которое вело себя, как прилично порядочному человеку.