Дьявол в быту, легенде и в литературе Средних веков

В расшатанный античный мир врывается буря переселения народов. С туманного Севера вторгаются варвары. Римская империя рушится. Ненавистная языческая культура угасает, а заря новой преемственной культуры еще не занялась. Над обломками язычества воцаряется мрак безнадежного варварства. Многим кажется, что пришел конец на земле царению человеческому, наступает царение диких зверей. Неизреченные бедствия, красноречиво рассказанные пламенным Сальвианом,^{30} заставляли усомниться в Провидении. Зрелища новых зол, бесчисленных, неизмеримых, вполне последовательно придали новые рельефы и краски образу того, кто есть начало и виновник всякого зла. Сатана воспринимает в себя не только злодейства варваров, но и многие их верования, притягивая к себе все то — а этого было немало, — что было в их религии соответственного и сродного его существу. Если в греко-римском мире этот персо-иудей эллинизировался и романизировался, то общение с северными варварами его германизировало. Множество образов германской мифологии — бог Локи, волк Фенрир, эльфы, сильфы, гномы — присасываются к образу Сатаны и придают ему новые формы, характер и поступки. Так строится и формируется Сатана то в быстром, то в медленном нарастании последовательных международных наслоений и просачиваний, в беспрерывно изменяющихся фазисах сложной и долгой эволюции. Простая стихийная сила в первом начале своем, он приобретает мало-помалу сложнейший моральный характер, анализируя историческую сущность которого, приходишь в изумление от громадности, разнообразия и многочисленности составляющих его элементов. Не только силы природы и боги различных мифологий, но даже и люди входят в состав Сатаны. Еще индусское поверье утверждает, что демоны — существа, развившиеся из душ людей, которые умерли преждевременно или смертью насильственной, были при жизни уродами, идиотами, сумасшедшими, страдали припадками либо необычайной хилостью или же были пьяницами, распутниками и, наконец, людьми нечестными. «Поэтому, — говорит Walhouse,^{31} — смерть какого-нибудь всем хорошо известного злого человека является всегда источником ужаса для всех его соседей: ведь он, конечно, должен превратиться в „Буту“ (Bhuta) — демона столь же сильного и злобного, каким был при жизни. Некоторые из более ужасных в настоящее время Бут в старые годы были известными лицами. Вот выразительный пример, насколько сильно эта идея владеет народным умом. Один ченгаурский Наир (a Nair of Chenganoor) за два дня до рождественских праздников 1875 г. убил свою любовницу, которую подозревал в неверности. Когда преступник был схвачен и предстал пред судом, он, признавая себя виновным, настоятельно просил, нельзя ли положенную законом казнь, которую он принимал как вполне им заслуженную, совершить над ним не там, где она обыкновенно производилась, а на месте, где им совершено было преступление. В таком случае, объяснял он, он мог бы облечься в форму и зажить жизнью демона и получил бы таким образом полную возможность лично отомстить человеку, который сбил его несчастную жертву с истинного пути, а также и всем его сообщникам в этом деле». В Канаре — местности Индостана, к которой относятся наблюдения Walhous’a, — существует около тридцати местных Бут; во власти их находятся храмы и алтари в различных частях провинции. Наиболее страшный и злой среди них — Калькатти (Kalkatti), или Каменотес, считающийся духом Якканахари (Jackanachari), знаменитого каменщика и архитектора, который около четырех или пяти столетий тому назад построил большую часть великолепных Канарских храмов. Вокруг него собрано много легенд, но он, несомненно, жил и, должно быть, был мастером удивительного таланта. Предание гласит, что он и его жена поссорились с сыном своим из-за одного строившегося в то время храма и совместно убили его, после чего оба превратились в столь злых и ужасных Бут, что «если можно по каким-либо данным предполагать об их близости, никто не осмеливается даже произносить какое-либо заклинание». У патагонцев и туранских племен Северной Азии демонами становятся по смерти их колдуны, в Китае — нищие и прокаженные, в Индокитае и Индии — оставленные без погребения, умершие от чумы и насильственной смертью, холостые мужчины и женщины, умершие в родах. Что касается самоубийц, то это настолько верный способ сделаться демоном, что весьма обыкновенны самоубийства именно с этой целью: чтобы в качестве демона отомстить кому-нибудь из своих врагов. Именно этот смысл имеет японское «харакири», равно как и «сухая беда» наших чувашей. В средневековых поэмах и легендах Пилат, Нерон, Магомет обращаются в дьяволов. Еще недавно Генрик Ибсен насмешливо воскресил это поверье — о возможности лютому грешнику стать чертом — в бесподобном своем «Пер Гинте».^{32}