Дьявол в Лиге избранных

Пилар, так же как и я, знала, что ничто в Лиге не происходит без моего согласия. Ее бесило то, что деньги и красивая внешность значат больше, чем ум. Поэтому-то ей и нравилось жить на северо-востоке. Насколько мне известно, там внешность имеет значение только в том случае, если ты фотомодель. Главный козырь – мозги. Мозги или любое состояние (быстро нажитое или фамильное), так как в Нью-Йорке человек мог прекрасно обойтись без почтенного имени... и/или манер. (Вспомните Дональда Трампа или эту телеведущую шоу «Взгляд» – теперь она ничего, после того как ее всю накачали ботоксом, но ее гримасы!.. Моя мать в ужасе.) В Уиллоу-Крике все обстоит иначе. И теперь, когда мои деньги пропали, я впервые задумалась, что в таком городе, как Нью-Йорк, могут быть свои плюсы. Например, анонимность. Это не значит, что мне она будет нужна. Я верну свои деньги – в этом нет сомнений. Это необходимо, потому что достаточно просочиться хоть слову о том, что мое состояние потеряно, – и люди вроде Пилар никогда не станут передо мной унижаться. Я не уверена, что смогу к этому привыкнуть.

– Как ты шикарно выглядишь во всем черном, – сказала я, лучезарно улыбаясь. Она не знала, как это воспринимать, и нахмурилась. – Что же привело тебя ко мне?

– Да, конечно, – улыбка вернулась, – я просто хотела сказать, что зря усомнилась в твоем решении. Кроме того, прочитав твои записи, я поняла, что мое предложение, о котором я тогда упомянула, на самом деле по твоей части – ведь ты же искусствовед!

Восклицательные интонации и лесть со стороны Пилар? Должно быть, она на все готова, лишь бы вернуть мою благосклонность.

– Видишь ли, я назвала свой проект «Маленькие звезды». Мы попросим техасских художников давать уроки рисования детям из бедных семей. Звезды мира искусства сделают из детей маленьких звезд! – Она немного умерила свой пыл. – Это всего лишь предложение, и мы не можем ничего начинать без тебя. Надеюсь, что на каком бы новом проекте мы ни остановили свой выбор, ты вернешься в комитет. Сегодня были все, вся группа, но без тебя ничего не получается. Ты не обиделась?

Я жестом остановила ее – розовый бриллиант на обручальном кольце красиво преломлял солнечные лучи, льющиеся в окно.

– Пилар, дорогая, я и думать об этом забыла.

Мы обе знали, что это неправда.

И тут в дверь позвонили. Моя высокомерная улыбка замерла на губах. Я взглянула на часы. Без пяти минут полдень. Я совсем забыла про Никки.

Обычно Кика совсем не так быстро реагирует на звонки, но сегодня она с молниеносной скоростью распахнула двери, будто ожидала старого друга, с которым давно не виделась.

– Кика! – воскликнула Никки с порога. Жизнерадостное звучание ее голоса позволяло надеяться, что продолжения вчерашнего слезливого спектакля не будет. – Как тебе идет эта брошь!

– Ах, спасибо, мисси Граут. Она мне очень нравится.

Снова Кика вела себя, как школьница. Кстати, что там за брошь?

При ближайшем рассмотрении я заметила, что к черно-белой униформе моей горничной в самом деле прикреплена щедро усыпанная камушками маргаритка. Кика ею явно гордилась.

– Было так мило с твоей стороны, – добавила Никки, – принести еще одну корзинку с выпечкой. Ты печешь лучше всех в Уиллоу-Крике.

Кика оглянулась на меня, и я вопросительно приподняла бровь. Она смотрела дерзко и в то же время со страхом, что я заберу у нее брошь или упрекну за то, что она без моего ведома отнесла выпечку. Потом она поспешно ушла, бормоча что-то про то, что кто-нибудь должен же пожалеть бедняжку. Как будто я не жалела. Как будто это не я рисковала своей репутацией. А Кика лишь пекла кексы.

Никки вошла и тут же увидела мою вторую гостью:

– О Боже! Это ты, Пилар?

Они стояли друг напротив друга: Пилар в своем суровом черном одеянии и Никки, разряженная, как обычно, во все цвета радуги. На ней были разноцветные брюки-дудочки, которые, казалось, разрисовали красками. Ярко-желтый обтягивающий топ с бантом посередине выреза. Ряды жемчуга на шее. Ярко-розовые босоножки на шпильках и такой же лак на ногтях. На плече висела зеленая сумка размером с небольшой чемодан.

Пилар была в таком же шоке, как и Никки, но быстро пришла в себя:

– Да, это я. А вы?..

Ну надо же, Пилар, оказывается, сноб!

– О небо! Это я, Никки Бишоп! Теперь Никки Граут!

Пилар была в таком же шоке от новостей, в том числе и от новой фамилии Никки, как и я, когда об этом узнала. Приятно было видеть, что Нью-Йорк уничтожил в Пилар не все техасское.

– Это такая неожиданность, – добавила Никки и зацокала каблуками по мраморному полу, чтобы заключить Пилар в такие же объятия, как меня в первую нашу встречу. К счастью, в этот раз она не была вооружена страусиным боа.

Пилар перевела взгляд с Никки на меня, а потом обратно. Вся ее фальшивая радость исчезла, и на смену пришло недоумение.

– Я и не знала, что вы все еще дружите.

– Да!

Думаю, излишне указывать, кто это сказал. Пилар удивленно приподняла одну (невыщипанную – жуткое зрелище!) бровь.