Дьявол в музыке (ЛП)

- Роза! – из глубины таверны появилась женщина средних лет. Чёрные глаза и приятная фигура придавали её сходство с этой девушкой, но лицо было острым, угловатым и измождённым, будто видело много эмоциональных бурь. Седые волосы цвета железа, были затянуты в узел и пронзены пугающей серебряной заколкой. – Ты чего бездельничаешь тут с господами… иностранными господами, - добавила она, бросив пристальный взгляд на Джулиана и МакГрегора, - когда у тебя полно работы внутри! О, Мадонна, какая ты бесполезная дура! Немедленно внутрь!

Роза вскинула голову.

- Этот господин задал мне вопрос, Mamma. Что же мне было делать, молчать?

- Не подходить к господам так, чтобы они задавали тебе вопросы! Иностранным господам! – воскликнула женщина, вскидывая руки. – Как будто мало нам было солдат!

- Прошу прощения, синьора Фраскани, - мягко вмешался Джулиан. – Я не собирался отвлекать popola Розу от работы. Я лишь хотел узнать, действительно ли это тот трактир, который мне так хвалили.

- Это «Соловей», синьор, - кивнула, слегка смягчившись, хозяйка. – Приходите на стаканчик вина, когда захотите. Но помните – здесь подают еду и вино – больше ничего! – она ухватила Розу за чёрную прядь и утащила внутрь.

Джулиан посмотрел им вслед с усмешкой.

- Никогда нельзя делать девушке предложение, не познакомившись с её матерью. Вы бы женились на Розе, узнав, какой она может стать через десять или двадцать лет?

- Я бы не женился на этой девушке, какая бы не была у неё мать, - объявил МакГрегор.

Они вернулись вглубь деревни и по крутым и изогнутым лестницам поднялись на пьяццу – место, что здесь заменяло общинный луг английской деревни. Она была почти прямоугольной, с грубым каменным источником в центре, вокруг которого теснились женщины в ярких платках, судача и наполняя кувшины. С одной стороны пьяццы виднелась древняя церковь из серо-бурого камня с заострённой крышей и высокой, квадратной колокольней, чьи узкие окна говорили о том, что прежде это была оборонительная башня. Напротив церкви стоял красивый двухэтажный дом – вероятно, жилище подесты.

Джулиан и МакГрегор делали круг по пьяцце, когда землю вокруг сотряс громкий звук. Колокол на башне отбивал полдень. Женщины у источника перестали глазеть на незнакомцев, чтобы перекреститься и помолиться. МакГрегор взглянул на них с недовольством.

- Завтра воскресенье, - резко сказал он, - Я полагаю, нам нечего надеяться найти здесь нашу церковь?

- Я думаю, нечего.

- Я так и думал. Мне придётся остаться дома и читать Библию, но это уже больше, чем позволено папистам.

- Тогда вы не будете возражать, если я побываю на мессе вместе с Мальвецци?

- Если ты хочешь слушать, как священник что-то бормочет на латыни, то это касается только тебя и твоей совести!

- Мне не по душе бормотание на каком бы то ни было языке. Но я хочу послушать музыку. Деревенские музыканты часто бывают очень хороши.

- Тебе стоило бы поменьше думать о музыке и побольше – о своей бессмертной душе.

- Я никогда столько не думаю о своей бессмертной душе, когда слушаю музыку.

Этот разговор привлёк внимание маленького щеголеватого человека в больших очках и с волосами, намазанными макассаровым маслом. Он подошёл к путешественникам, поклонился и сказал с сильным акцентом.

- Сэры^[42], я надеюсь, что не сильно мешаю. Позвольте мне представиться. Я доктор Куриони.

Представляя себя и МакГрегора, Джулиан говорил на миланском, но Куриони попросил перейти на английский. Он с гордостью сообщил, что бывал в Лондоне и подписан на несколько британских журналов о медицине. Когда Куриони узнал, что МакГрегор – хирург, радости его не было предела – доктор немедленно пригласил новых знакомых к себе выпить. Джулиан был счастлив – в первый раз за их путешествие на континент, он был приглашён куда-то благодаря МакГрегору, а не наоборот.

Куриони привёл гостей в свой опрятный дом на пьяцце и предложил вина и панетонне – жёлтого пористого пирога с изюмом и кусочками засахаренного апельсина. Они с МакГрегором быстро погрузились в беседу и контрастимуляции и других миланских медицинских теориях. Джулиан хотел затронуть тему убийства, но он не хотел напоминать МакГрегору, что его собеседник – тот самый врач, что лжесвидетельствовал о причине смерти Лодовико. Шотландец не поймёт, ни какое давление оказывали на Куриони, ни того отчаяния, которое иногда вынуждало итальянцев уступать возмутительным требованиям правительства в надежде, что их оставят в покое.

Разговор двух докторов был Джулиану настолько неясен, что он откланялся, будучи уверен, что МакГрегор прекрасно справится без него. Повторив свой маршрут через деревню и побережье, Кестрель заметил несколько лодок, беспечно оставленных прямо на гальке или перед дверьми домов. Быть может, ночью на них вешают цепь? В этом Джулиан усомнился – преступления на озере были делом нечастым. Иными словами, убийца Лодовико легко мог взять лодку и добраться до беседки по воде.