Дьявол в раю. Романы

— Правильно, начальники приходят и уходят, а сыщики остаются. Не разрешают взять силой, заманите их хитростью. Кто Игорька Скопа грохнул, знаете?

— Знаем, что кто-то из своих, — брякнул Крячко и шагнул в сторону от Гурова.

— Вот оно как? Вот куда вы свои грязные о ментовские руки суете? И это в такой момент! Когда каждый либо в кресле усидит, либо живот положит! Другой мечтает соседу И хребет сломать и повыше вскарабкаться, а вы тут со своими глупостями все порушить же — лаете? А чего же вы в такой ситуации хотите, какой реакции? Я ваших фигурантов знаю. И Кого бы вы ни дернули, вы затрагиваете интересы самых высоких чинов: Президента, премьера, Коржанова, лидера ведущей и самой скандальной партии. У вас остается лишь бедный и несчастный Якушев. Но он — единственный, кто на вас действительно плевать хотел. У Якушева — серьезные деньги, он может в любой момент покинуть Россию и не возвращаться, пока вы не состаритесь и не забудете смешную историю с убийством Игорька Скопа. Я его зову Игорьком, потому как знал сызмальства.

— Я в этой импрессионистской, или как она называется, живописи ни хрена не понимаю, — сказал Крячко. — Я человек старомодный, консервативный. Привык, если человека нарисовали, чтобы ноги, руки, голова находились на месте и в положенном количестве. Так что натюрморт ваш, господин Драч, я абсолютно не воспринимаю. Человека убили? Плохо, но понятно. Убийцу требуется разыскать, снабдить необходимыми уликами и сопроводить в данный кабинет. Верно? Я ясно излагаю? А кто у него начальник, какие у начальника интересы — тут я совсем плохой, смотрю дурнем, будто на картину, где девица с тремя грудями и четырьмя руками изображена. Я дивлюсь, а мне слюнявым шепотом сообщают, какой великий маэстро ту девицу соорудил. Я вас, господин хороший, хочу спросить: тот великий маэстро с этой дивой в койку лечь рискнет?

Драч махнул на Крячко рукой: мол, отправляйте в морг и никакой реанимации; взглянул на молчавшего Гурова.

— Ну а ты понял, куда попал?

— Мне ни к чему, Федул Иванович. Ведь это они попали, а не я. У меня сон хороший.

Драч был человеком, повидавшим много, и сотрудником опытным, потому сразу услыхал в голосе Гурова злость, в словах — подтекст.

— Пояснить не желаешь?

— Можно, только ни к чему вам лишнее.

— А ты, парень, хвост не подымай! Убийцу разыскать не можешь?

— Могу, но власти не разрешают, вы в частности. А вам, Федул Иванович, не чиновнику прокуратуры, а другу моего любимого начальника, моему приятелю, скажу. История эта может очень круто завернуться. Вся пятерка, что стояла на веранде, — прекрасный объект для шантажа. Деловые люди об убийстве узнали из газет, имена известны. У серьезных авторитетов агентура — не чета нашей. Поспрашивают, разнюхают, поймут, что нету такого, значит, залетный стрельнул и убил. Действительное положение вещей никому и в голову не придет. Умный человек рассудит здраво: имею пять жирных гусей, если я по перышку у каждого выдерну, то всем будет хорошо. А я ничем не рискую, так как о не шантажирую, я прошу деньги за охрану персоны. Вот тогда ваши «неприкасаемые» сок дадут. И прибегут они ко мне. Что особенно смешно, убийца тоже прибежит, он никак в стороне остаться не может.

— И когда ты такую интересную историю сочинил?

— На досуге, Федул Иванович, исключительно в личное время. Разрешите идти?

— Яшин, заместитель начальника Управления охраны Президента, никогда не пойдет к менту, попытается разобраться сам, благо люди и техника у него имеются.

— Вот Яшина и убьют первым, а деньги, которые он хотел сохранить, разделят на четверых оставшихся.

— А убийством Яшина, в их представлении человека всесильного, они остальных так напугают, что людишки исподнее снимут и добровольно отдадут. Какой выстрел самый страшный? Хиросима? Чернобыль? Ни хрена! Пулька, что у твоего виска свистнула! Можно слышать и видеть тысячи смертей. Неприятно, обидно за человечество. Народ, человечество — это много и далеко, поэтому абстрактно. А если с тебя лично ушанку пулей собьет, тогда ты узнаешь, в каком месте у тебя находится копчик. Нашему Грачеву повоевать больно хочется? Дали бы мне возможность девять граммов в кокарду его фуражки засадить, поверьте, друзья, он бы вмиг миротворцем стал.

— Обычная человеческая психология, — подытожил Драч.

— Ага! — по-мальчишески ответил Гуров. — На ней и выстроена пирамида Галея. Когда друзья по обмыванию дачи попрощаются с господином Яшиным, каждый вспомнит, где у него золотой лежит, и прибежит, и принесет.

— И все такие трусы? — тихо возмутился Драч.

— Я лично трус, — ответил Гуров. — Но не понесу из гонора, обучен опять же. Я бы с квартиры съехал и начал встречную охоту.

— Проходили, — вставил Крячко.

— Если они к нам за помощью не кинутся, Галей их додавит. С оставшихся в живых получит деньги. — С этими словами Гуров встал, взял Крячко под руку, шагнул через порог, кивнул и прикрыл за собой дверь кабинета Федула Ивановича Драча.