Именно в этот момент Аким увидел, какое нехорошее лицо у сидевшего рядом мента. Вчера, когда разминировали машину, затем перегоняли ее на другое место, Аким особо не обращал внимания на молчаливого мужика, так как командовал другой, тот круглолицый опер с Киевского вокзала. Затем круглолицый отступил в тень, кивнул на этого и в своей задушевной ментовской манере сказал:
— Аким, запомни дядечку, он мужик не очень плохой. — Причем физиономия мента говорила об обратном. — Он хочет с тобой завтра утром встретиться, поговорить о футболе.
Дядечка, который «не очень плохой», назвал время, место, модель, номер своей машины и ушел.
— Так я соскочу, только меня и видели! — Аким разозлился на бездушный, безапелляционный тон мужичка.
— В Америку! — Знакомый мент азартно кивнул. — Только сегодня, Аким! На завтрашний рейс ты уже не успеешь. — Улыбочка у мента куда-то девалась, он посмотрел на высокого в туго подпоясанном плаще, который курил неподалеку. Ты приди минут за пять до назначенного срока и не шали. Советую. Очень.
Вчера виделись, сегодня долго говорили. Аким только узнал о новом знакомом, что зовут его Львом Ивановичем. Человек он спокойный, неторопливый, а в лицо ему как-то не глядел. А сейчас глянул и стало муторно, вспомнил Галея с его мертвым оскалом. Он вновь взглянул на Гурова и впервые подумал: «А ведь передушит, как котят!»
Неожиданно глаза у Гурова посветлели, лицо преобразилось, стало вроде даже красивее, а сказал он странное:
— Ты береги себя, Аким. Людей не обижай, а чужое брать грех! Ну, с Богом!
Галей приехал из Петербурга, как и положено, утром. В утренних газетах о смерти Яшина не сообщалось. Особенно внимательно Галей просмотрел «МК», там тоже ничего. О взрыве «мерседеса» тоже нет. Значит, не успели, новости в газету позже попадают.
Встреча с Акимом была назначена на семь часов. И хотя Галей знал, что партнер на встречу не придет, сам явился вовремя, занял тот же столик, сделал скромный заказ. Надо отсидеть положенное, поесть, выпить. А то вдруг покойник кому из своих шепнул, что будет здесь около девятнадцати. Если Галея не будет, поймут, что знает: Аким погиб. А Галею знать об этом было рановато.
Он выпил водки, потрошил безвкусный салат, когда к нему подошли двое, лет по двадцати, плотненькие, уверенные.
— Борис Сергеевич? — спросил один, опуская руку в карман.
— Ну? — Борис звякнул стволом пистолета по ножке фужера. — Руку не вынимай, почеши промежность.
— Вам передать ведено, — Гонору у подошедшего заметно убавилось.
— Говори.
— Так предмет передать, а он в кармане.
— Вынь аккуратно, не дергайся. — Борис снял предохранитель, взвел курок. — Положи на край стола.
Парень аккуратно вынул из кармана небольшой, завернутый в газету предмет, который походил на плитку шоколада.
— Разверни. — Галей вновь тронул стволом пистолета ножку фужера.
Парень развернул газету, на столе лежала пачка долларов в банковской упаковке, один угол которой был надорван. Соседние столы были пусты, а два стола у окна обедали и не обращали на происходящее внимания.
— Кто передал? — спросил Галей, хотя ответ уже знал.
— Человек велел передать. Сказал, вы его знаете.
— Когда он послал вас?
— Часа два будет.
— Сегодня?
— Ну.
— Идите. — Галей выждал, пока гонцы Акима уйдут, выпил рюмку водки, взял «куклу», внимательно оглядел, отметив, что исполнена она мастерски, убрал в карман.
Значит, Аким жив. И Яшин тоже жив, иначе Аким явился бы не один, последовала разборка. Что человек не взорвался в машине — случайность, тому много причин. А вот почему он с операции соскакивает и даже объясниться не захотел? Ясно одно: искать Акима, пытаться его вернуть — дело безнадежное и опасное. Конечно, заминировать тачку Акима мог кто угодно, ничто на Галея не указывает. Но оправдываться, объяснять что-либо, выяснять, в какой момент так отлично поставленное дело пошло наперекосяк, значит, терять лицо. Акима-Лёнчика следует забыть. Значит, он, Галей, вновь один. А эти фраера остались непугаными идиотами. Их следует встряхнуть!
На следующий день, во вторник, «непуганые идиоты», правда, не в полном составе, собрались в кабинете следователя Гойды.
Финансиста Якушева не было в Москве. Гуров не мог пригласить Яшина, потому что официальный допрос последнего приводил к обязательному возбуждению уголовного дела. Гуров ему позвонил, выслушал невнятные объяснения о крайней загруженности и оставил вопрос открытым. Чтобы прикрыть отсутствие одного, приняли самоотвод и Анатолия Трофимовича Барчука: высокий чиновник, коллегия и прочая словесная шелуха.
Следователь Гойда многого не знал, да и знать не хотел, так как, будучи прокурорским чиновником, должен был бы реагировать на происходящее соответственно с законом. Мент, то есть Гуров, тоже лицо официальное, но к ментовским штучкам, к сожалению, привыкли.
Так что к двенадцати часам во вторник в кабинете Гойды собрались помощник Президента Ждан, почему-то с женой (на самом деле не почему-то, а так настоял Гуров) и депутат Госдумы Олег Кузьмич Еркин.