Я устремляю взгляд вперед, не сосредотачиваясь на бальных движениях, а периферийным зрением слежу за его сильным силуэтом, очерченным подтянутыми мускулами. Под сшитым на заказ смокингом его кожа — мозаика из чернил; прекрасная черная роспись контрастных оттенков, на создание которой ушли часы. Надпись сливается с темной розой на его шее, а графический череп покрывает тыльную сторону одной руки.
Простая черная маска закрывает верхнюю половину его лица, но я все равно могу разглядеть его глаза, эти угольные шары, более темные, чем тени, которые их обрамляют.
Черты его лица постоянно задумчивы. Однако, когда он не замечает, что я смотрю на него, и я улавливаю вспышку его улыбки, ее потрясающая красота захватывает мое сердце. Раньше я думала, что, если бы Ник хоть раз улыбнулся мне в полную силу, я бы сгорела на месте и превратилась в пепел.
Он поражает своей жестокостью, но именно те проблески, которые я улавливаю, когда он считает, что он один, — маленькое окошко в его сознание — сжимают мое сердце. Ник читает старую, пыльную книгу в углу кабинета своего отца. Его напряженный взгляд, когда он глубоко задумался. То, как он приказывает действовать одним тщательно подобранным словом, а не общей угрозой. А когда он уходит в себя, с его губ иногда слетают строчки негромко произнесенной поэзии.
Некоторые говорят, что он безумен, как его отец. Его называли Поэтом.
Возможно, так оно и есть. В его глазах полыхает яростный огонь, который заставлял меня замирать под этим черным взглядом. В Нике живет жажда боли, которая пугает самых отъявленных убийц.
Он умен, сообразителен. Почти до пугающей степени. Он не похож ни на одного из моих телохранителей, ни на кого из клана. Он не похож на тех, с кем я выросла в этом темном преступном мире. В Доминике Эрасто есть что-то более глубокое и темное, чего не может коснуться мафия, но он скрывает эту часть себя за непроницаемой маской, которую отказывается снимать.
Особенно для меня, ненавистной дочери человека, которого он намеревался убить, ворвавшись в мою комнату. Неважно, во что хочет заставить меня поверить отец, я знаю, что это правда той ночи.
Я просто мешала ему.
— Ник, почему бы тебе не сопровождать Брианну в танце, — предлагает Эленор, отрывая меня от моих мыслей.
Рефлекторно наши взгляды сталкиваются. Ник плотно сжимает рот, прежде чем бросить взгляд на мать.
— Твоя сестра только что вернулась к нам после столь долгого перерыва, — продолжает Эленор. — Нашим гостям будет приятно увидеть вас вместе на танцполе. Вы оба сегодня просто сногсшибательны.
Я замечаю, как каменно-голубой взгляд Эленор сначала застывает на груди Ника, а затем она переводит его на меня с лучезарной улыбкой. Моя мачеха часто говорит одно, а думает о другом. Она всегда думает, всегда хитрит.
Напряжение сгущает воздух вокруг нас, и я открываю рот, чтобы избавить Ника от обязательств, но мой папа бросает на меня строгий взгляд.
— Брианна. Иди. Развлекай моих гостей. — Его тон и слова отрывисты, чтобы скрыть дрожь в голосе.
Я опускаю голову в знак повиновения. Ник быстро кивает им обоим, а затем передергивает плечами и протягивает мне руку с предложением.
От предвкушения и тревоги у меня сводит живот. Подняв подбородок и заставив себя улыбнуться, я делаю вдох, чтобы ослабить напряжение в груди. Я стараюсь, чтобы он не почувствовал, как я дрожу, когда просовываю свою руку через его локоть.
Жесткость сковывает его тело, и от этого я чувствую себя еще меньше рядом с ним. Словно хрупкая статуэтка, которую он может расколоть при малейшем прикосновении.
Подкрепив свою решимость презрением, я поднимаю подол платья и позволяю Нику провести меня в плотный поток пышных платьев и смокингов. Женщины задрапированы в дизайнерские платья, как будто сошли с миланского подиума. Мужчины представляют собой эклектичную смесь безвкусного богатства и мафиозного шика, а их маски кажутся еще более гнусными: у одних вытянутые клювы, у других рога.
Карнавальные маски должны быть пугающими, но именно лица под ними вселяют ужас в сердца жертв.
Украшения сверкают драгоценными камнями и самоцветами под тонким светом люстр, которые, как бриллианты, усыпают потолок собора. Декоративные бочки с вином излучают мягкое сияние, а красное вино перетекает из одной золотой бочки в другую в виде каскадного водопада фонтанов.
Вся атмосфера маскарада — вневременная и романтическая, и, когда Ник закружил меня в своих объятиях, я могла бы притвориться, что мы укрылись в этом темном и чарующем царстве, скрытые масками, свободные от прикосновений, вкусов и чувств…
Но эффект кокона разрушается почти сразу, когда его свирепые глаза встречаются с моими.
Это не вальс влюбленных.
Когда он берет мою руку в свою, я чувствую свежие порезы на его костяшках. Засохшую кровь. Жестокость, которая всегда окружала его.
Его брови сходятся над маской, а черты лица приобретают серьезное выражение. Он выбирает место рядом со струнным оркестром, где музыка звучит достаточно громко, чтобы заглушить неровный стук моего сердца.