Дьявол в руинах (ЛП)

— Сделал. — Пока они обмениваются секретами под пристальными взглядами, я поворачиваюсь лицом к кровати отца и смотрю на человека, который причинил столько боли и страданий во имя своей коррумпированной власти.

— Мне нужно поговорить с отцом, — говорю я.

Я чувствую сильное присутствие Ника.

— Ты уверена? — Я делаю вдох и поворачиваюсь лицом к Элли.

— Отведи своего сына к врачу, — говорю я ей.

Ее изящные бровь взлетает вверх.

— По какой-то конкретной причине?

— Я ударила его ножом. — Она задерживает взгляд на мне еще на мгновение, и я вижу под ее полированным фасадом закаленного солдата, женщину, мать, которая готова совершить и совершила невыразимые поступки ради любви к ребенку. Я завидую этой любви и немного пугаюсь, когда в голову приходит мысль, что однажды мне придется иметь дело с мачехой.

Затем ее рот растягивается в лукавой улыбке. За маской свирепых доспехов проскальзывает нотка одобрения. Она больше ничего не говорит, кивает и выходит из комнаты.

Ник замирает рядом со мной, полагаю, чтобы убедиться, что со мной все в порядке, но когда я делаю шаг к отцу, слышу, как закрывается дверь больничной палаты.

Стоя у его кровати, я смотрю на руку отца. Еще вчера его кожа выглядела совсем иначе. Теперь она тонкая, как будто то, что делало его живым, уже покинуло его тело.

Он все еще мой папа. В этом жестоком мире мы рождаемся, и, возможно, у нас даже нет выбора, кем стать. Его отец передал ему наследие жадности и жестокости, и если бы у Эрнесто Кассатто был сын, он передал бы ему то же самое наследие.

Я касаюсь холодной руки отца и провожу по его дыхательной трубке возле его бледного лица.

— Таков закон клана, — говорю я срывающимся голосом, — когда член семьи позорит себя, требуется убийство чести, чтобы очистить нашу кровь.

Я протягиваю руку и нажимаю кнопку на аппарате искусственной вентиляции легких. Раздается длинный гудок, несколько импульсов, когда воздух выходит, затем тишина. Для пущей убедительности я вынимаю трубку, позволяя отцу умереть с небольшим чувством собственного достоинства.

Если мы хотим, чтобы наступило новое царствование, в котором действительно произойдут перемены, то они должны начаться здесь. Со смерти старых порядков.

Дверь открывается, и вбегает медсестра, я делаю шаг назад. Я смотрю, как он берет трубку и пытается ее вставить, потом суетится над аппаратом, но уже слишком поздно. Аппарат, отслеживающий его сердцебиение, показывает ровную линию.

— Что случилось? — требует она.

Я смотрю ей в глаза и произношу.

— Люди снаружи дадут вам достаточно денег, чтобы ваши дети или будущие дети могли учиться в колледже. В противном случае вы не проживете достаточно долго, чтобы увидеть, как они туда пойдут. Мы договорились?

Ее испуганные глаза задерживаются на мне на несколько секунд, прежде чем она с дрожью кивает.

— Хорошо. — Я поворачиваюсь к двери, но останавливаюсь, прежде чем выйти. — Я очень надеюсь, что ты не заставишь меня пожалеть о своем решении оставить тебя в живых.

Я выхожу из палаты, и на мои плечи ложится тяжелый груз.

Двое охранников по обе стороны двери склонили головы в знак скорбного уважения к покойному боссу Ндрангеты. После минуты почтительного молчания они поднимают головы в знак признательности и кивают.

Когда я удаляюсь по коридору, они следуют за мной.

У меня возникает неловкое желание оглянуться, но я продолжаю смотреть вперед, выискивая Ника в занавешенных комнатах. Все это время в моей голове крутятся мысли о том, какие меры мне нужно принять, что нужно сделать, чтобы мы с Ником покинули Пустошь.

Я нахожу Ника в больничной палате, кровать не тронута. Я улыбаюсь ему, пока медсестра заканчивает завязывать шов. Я вижу, как он отказывается садиться на кровать, затрудняя работу бедной медсестры.

— Где Элли? — спрашиваю я.

— Ей нужно было кое о чем позаботиться, — говорит он, опуская рубашку. Он кивает и благодарит медсестру, а затем делает шаг ко мне. — Ты в порядке?

Я киваю, хотя и не уверена, что чувствую. Отстраненной, отчужденной. Все, что я знаю, — это то, что я больше не хочу быть здесь.

Встретившись с его глазами, я издаю тяжкий вздох.

— Мне стало лучше, когда тебя наконец-то зашили как следует.

Его улыбка беззастенчива и прекрасна. Как я и предполагала, она почти испепеляет меня.

Я прикасаюсь к пуговице на его рубашке, нуждаясь в том, чтобы быть связанной с какой-то его частью.

— Отвези меня домой.

По дороге в особняк Эрасто Ник рассказывает мне о многочисленных закулисных сделках, которые произошли сегодня утром, пока мой отец лежал на больничной койке. Когда босс самой могущественной преступной организации впадает в кому, по преступному миру прокатывается темная волна активности.

Поскольку это был последний контракт, заключенный по правилам, Коза Ностра предъявила претензии на территорию Ндрангеты. Однако это была лишь формальность, и ее быстро отменили во время встречи с Лучаном Кроссом и Сальваторе Карпелла.