Дьявол верхом

Из наших бесед создалось впечатление, что Марго не уверена, любит она своего отца или ненавидит. Она признавалась, что боится его. Своими слугами и крестьянами из соседних деревень он управлял, как средневековый феодал. Казалось, все страшатся его. Временами граф бывал веселым и щедрым, но основной его чертой являлась полнейшая непредсказуемость. Марго говорила, что он мог приказать высечь слугу, а на следующий день дать ему полный кошелек. Причем оба случая не имели друг к другу отношения. Граф никогда – или почти никогда – не сожалел о совершенной им жестокости, и его великодушные поступки не были угрызениями совести. "За исключением одного случая", – таинственно добавила Марго, и мои попытки узнать подробности не увенчались успехом. Она с гордостью сообщила, что ее отца называли Le Diable[2] (разумеется, за его спиной).

Граф Фонтен-Делиб отличался мрачной демонической красотой. Его внешность соответствовала тому, что я о нем слышала. Впервые я увидела графа около школы; сидящий на вороном коне, он и впрямь походил на персонажа из легенды. "Дьявол верхом", тут же назвала я его и долгое время именовала его так в своих мыслях. Граф был великолепно одет. Французы вообще отличались элегантностью, и хотя сэр Джон всегда выглядел безупречно, он не мог сравниться с графом. Галстук и манжеты "Дьявола верхом" были изготовлены из тончайшего кружева; он носил темно-зеленый жакет, шляпу того же цвета и гладкий парик; в кружевном воротнике поблескивали бриллианты.

Граф не заметил меня, поэтому мне удалось рассмотреть его как следует.

* * *

Конечно, моя мать никогда не бывала гостьей в Деррингем-Мэноре. Даже свободомыслящему сэру Джону не могло прийти в голову пригласить в гости школьную учительницу, и, несмотря на его постоянную вежливость и предупредительность, вообще свойственные его натуре, мы, естественно, не рассматривались как стоящие с ним на одной ступени общественной лестницы.

Несмотря на это, моя дружба с Марго поощрялась, в надежде, что она пойдет на пользу ее английскому, поэтому, когда родители Марго вернулись во Францию, она осталась здесь, чтобы совершенствоваться в нашем языке. Это обрадовало маму, так как одна из самых высокооплачиваемых учениц задерживалась еще на некоторое время. Родители Марго – главным образом, отец – иногда ненадолго приезжали в Мэнор, и в описываемые мною дни они как раз были там.

Марго и я были неразлучны, и в один прекрасный день меня в качестве вознаграждения (это ни в коей мере не следовало рассматривать как прецедент) пригласили на чай в Мэнор, чтобы я могла провести часок с нашими ученицами.

Мама была очень довольна. За день до моего визита в дом сэра Джона она выстирала и погладила единственное платье, которое ей казалось подобающим для такого случая, – голубое, отороченное неплохим кружевом, принадлежавшее некогда моей бабушке по отцовской линии. Во время глажки мама мурлыкала от гордости за дочь, которой так легко удалось занять место среди сильных мира сего. Разве ее Минелла не получила воспитание, позволяющее ей достойно выглядеть в любом обществе? Разве для своих лет она не более образована, чем любая из присутствующих там? (Это была правда). Разве она не так же красива и хорошо одета? (А вот это, опасалась я, чистая фантазия).

Вооруженная маминой уверенностью во мне и своей решимостью ее оправдать, я отправилась в дорогу. Идя через сосновый лес, я не испытывала особого волнения. Ведь мне предстояло пребывание в привычной компании – я столько времени проводила в классе с Сибил, Марией и Марго. Только помещение будет другим. Но когда, выйдя из леса, я увидела дом с серыми каменными стенами и занавешенными окнами, окруженный лужайками, то ощутила радость при мысли, что побываю там. Старое здание было разрушено людьми Кромвеля[3] и перестроено после Реставрации[4]. Дэниэл Деррингем, сражавшийся за короля, был вознагражден титулом баронета и землями.

Каменная дорожка пересекала лужайки, на которых росли древние тисы, очевидно, пережившие "круглоголовых"[5], так как говорили, что им двести лет. В центре одной из лужаек помещались солнечные часы, и я не смогла удержаться от того, чтобы не подбежать к ним по траве. Почти стершаяся от времени надпись была выгравирована на них причудливым шрифтом, с трудом поддающимся расшифровке.

Мне удалось прочитать только первые три слова: "Береги каждый час" – все остальное было покрыто зеленоватым мхом. Я стала тереть его пальцами, с отвращением глядя на остающиеся на них зеленые пятна. Мама упрекнула бы меня за то, что я рисковала явиться в Деррингем-Мэнор в не вполне безупречном виде.

– Не можете разобрать надпись?

Я резко обернулась. Джоэл Деррингем стоял рядом со мной. Я была так поглощена изучением солнечных часов, что не расслышала его шагов по мягкой траве.

– Почти все слова покрыты мхом, – ответила я.