Дьявол внутри нас

- Ты права, Маджиде, - тихо пробормотал он. - После сегодняшней беседы с Бедри, когда я убедился в том, с каким искренним, дружелюбным участием относится он к людям, я окончательно забыл, кто я. Он много говорил, пытаясь доказать, что я вовсе не плохой человек. И на минуту я поверил. А теперь вижу - все это ерунда! Это он настоящий человек. Ты права. Его сестра Мелиха, эта злюка и лентяйка, и я - мы действительно вылеплены из одного теста. С тобой нам не по пути, нам надо расстаться. Я еще немного поживу с этим проклятым дьяволом в душе, а там видно будет. Пора мне итог подводить… Зачем же тянуть тебя за собой? Ведь ясно, мы совсем разные люди. И если, несмотря на это, я, как безумец, люблю тебя - это тоже, наверное, по наущению дьявола. С каждым днем нам все хуже и хуже… Теперь случилось такое, о чем я никогда прежде и помыслить не смел, даже мысли не допускал, что способен на подобное. Так какое право я имею говорить с тобой, как честный человек. Ах, Маджиде… Ты уже осудила меня, хотя многого еще не знаешь. Ведь мой сегодняшний поступок непростителен. Я презирал самого себя и, не в силах вынести этого, хотел видеть всех такими же, как я, достойными лишь презрения. Женушка моя, если б тебе было известно, что я натворил… Ты рассердилась бы еще больше. А то и убежала бы от меня. Или, может, пожалела бы. Взгляни на меня. Разве я не жалок?

Маджиде невольно повернула голову. И в самом деле, ее муж выглядел таким изможденным, подавленным, словно у него иссякли последние силы. И она вспомнила, что, когда впервые увидела его в этот вечер, ей показалось, что в нем что-то изменилось. Она вспомнила, что ни разу не спросила у него, чтс случилось, не проявила участия и весь вечер думала лишь о своих собственных муках и бедах. Но не сострадание к мужу, а скорее любопытство заговорило в ней сейчас.

- Почему же ты не рассказал мне? И сейчас почему не рассказываешь? Уже больше месяца ты что-то скрываешь. Ты делаешь все, чтобы оттолкнуть меня. Говори же, что случилось сегодня!

Омер молчал. Лицо его медленно заливалось краской. Маджиде смотрела на него с волнением, и вид его снова возбудил в ней жалость.

Омер бьгстро поднялся и сел на кровати. В этот момент он старался держаться как можно дальше от жены. Привалившись спиной к стене, он с расстановкой проговорил:

- Сегодня… я шантажировал… нашего кассира Хюсаметтина… взял у него двести пятьдесят лир.

Маджиде, не двигаясь, смотрела ему в лицо, точно впервые видела его и пыталась найти в нем старые-, знакомые черты. Глаза ее сузились, длинные ресницы казались еще гуще, еще темнее. Ее вид испугал Омера, и, наклонившись к ней, он сказал:

- Если не хочешь, я ничего не буду рассказывать, Могу одеться, уйти и оставить тебя в покое. Или повернуться спиной и спать! Как хочешь!

Он говорил так, будто все безвозвратно решено, все кончено. Маджиде схватила его за руку и почти силой уложила рядом с собой.

- Рассказывай все! - прошептала она. - Разве ты не должен мне рассказывать все, и прежде, чем другим? Кто захочет тебя слушать так, как я, кто вообще тебя будет слушать, кроме меня? И кто будет горевать вместе с тобой?

Омер собрался с мыслями и так же тихо и медленно принялся рассказывать. Их головы покоились на подушке, почти соприкасаясь, Маджиде смотрела вверх, на потолок, а Омер лежал на боку и видел щеку, нос и ресницы своей жены.

- Ты знаешь, как мне было трудно все это время. И, может быть, трудней всего было делать вид, что все в порядке, чтобы ты ничего не замечала. Тише, тише! Я вовсе не собираюсь утверждать, что делал это ради тебя. За все, что я совершал, я отвечаю сам, я сделал это по собственной подлости. Выкручиваться ни к чему. Я не вижу себе оправдания. Что поделать - у меня так долго не было денег, что я совсем потерял рассудок. На улице, в конторе - постоянно я ломал голову: «Почему, почему нам так трудно живется?» И не находил вразумительного ответа. Если мне попадался кто-нибудь с покупками в руках, я тут же задавался вопросом: «Чем я хуже? Почему я не могу ничего купить и принести домой? Почему я не могу ничего придумать, а только строю несбыточные планы и постоянно влезаю в долги. Может быть, на самом деле все это не так ужасно… Что, если люди, которых я встречал на мосту, живут нисколько не лучше меня? Но я смотрю на мир как будто сквозь увеличительное стекло. Все, что попадает в поле моего зрения, вдруг вырастает в размерах, теряет четкие очертания, растекается, как капля жира по шерсти. Ни о чем другом я и думать не мог. А тут еще Нихад начал на меня давить. Сказал, для каких-то тайных дел им якобы нужны деньги, и упомянул о нашем кассире. Мне было наплевать, нужны Нихаду деньги или нет. Я даже не обратил внимания на его слова. Зато мысль о кассире крепко засела у меня в голове. Что, если пойти на шантаж? Вначале я полагал, что неспособен на подобное преступление, но незаметно свыкся с этой мыслью.