Дьявол знает, что ты мертв

– Я действительно признаю, что он хорош собой, – продолжала она, – но также хороши собой мужские фотомодели. Только он не такой самовлюбленный, какими кажутся они. Но меня не привлекают хорошенькие молодые люди. Мне нравятся взрослые и огрубевшие медведи.

– Благодарю покорно за такой комплимент.

– А не могло случиться так, что он тебе не полюбился, поскольку ты запал на нее?

– Мне он не понравился еще до того, как я ее вообще увидел.

– Даже так?

– И с чего ты взяла, что я запал на нее?

– Она красавица.

– Пожалуй. Но хороша какой-то ломкой красотой фарфоровой куклы. Хрупкая, беременная фарфоровая красавица.

– Я знавала мужчин, которые тащились от беременных. Думала, ты такой же.

– Что ж, тебе придется изменить свое мнение.

– А что ты делал, когда Анита была беременна?

– Много работал сверхурочно, – ответил я. – Усадил за решетку десятки плохих парней.

– То есть делал то же, что и до ее беременности?

– Да, так и было.

– Тогда уж не инстинкт ли полицейского в тебе заговорил? – спросила она. – Быть может, он внушил тебе антипатию к Глену?

– Знаешь, – сказал я, – а ведь такое вполне возможно. Вот только логика хромает.

– Почему?

– Потому что он – подающий надежды молодой юрист, у которого беременная жена и дорогая квартира в хорошем доме. У него крепкое рукопожатие и улыбка уверенного в себе человека. С какой стати мне записывать его в подозрительные типы?

– Я думала, ты сам мне расскажешь.

– Не знаю. Я что-то почувствовал, но еще не понял, что именно. Создалось только четкое ощущение, что он слушал меня как-то чересчур внимательно, словно хотел услышать больше, нежели содержали мои слова. Больше, чем я хотел сказать ему. Ведь сегодняшний разговор навевал сон, но он стал бы куда живее, если бы я пустился в рассказы о работе частного сыщика.

– Так почему же ты не стал ничего рассказывать?

– Может, как раз потому, что ему очень хотелось этого.

– Похоже на секс по телефону, – высказала парадоксальное сравнение Элейн. – У него в одной руке была трубка, а другой он крепко сжимал свой член.

– Что-то в этом духе, как ни странно.

– Тогда неудивительно, что тебе захотелось избежать этой темы. Господи! Помнишь, какой катастрофой все обернулось для меня. Я потом целую неделю в постели слова из себя не могла выдавить.

– Помню. Тебя не хватало даже на то, чтобы застонать.

– Точно. Потому что я очень старалась не издавать ни звука. Хотя иногда еле сдерживалась.

С нацистским акцентом я сказал:

– Ми знать спосоп заставлять вас кончай и кричай.

– Ни за что, фашистская сволочь!

– Как я видеть, фройляйн хотеть докасательстфф?

– Да, мне нужны доказательства.

Спустя некоторое время она сказала:

– Не назову этот вечер уж слишком удачным, но для нас он закончился очень хорошо, так ведь? И я начинаю думать, что ты прав. В этом человеке действительно словно есть какая-то тайна. Только что нам за дело? Мы с ними никогда больше не встретимся.

Но, разумеется, мы встретились снова.

Через неделю или дней через десять после первого совместного застолья я вышел однажды вечером из своего отеля и уже миновал половину Девятой авеню, когда услышал, как кто-то окликнул меня по имени. Оглянувшись, увидел Глена Хольцмана. Он был в костюме, при галстуке, с «дипломатом».

– Меня опять задержали сегодня на работе, – пожаловался он. – Пришлось позвонить Лайзе и сказать, чтобы ужинала без меня. Ты уже успел поесть? Не хочешь заскочить куда-нибудь и перекусить?

Но я уже поужинал и сообщил ему об этом.

– Тогда, может, просто выпьешь чашку кофе со мной за компанию? Я не хожу по дорогим ресторанам. Меня вполне устраивают «Пламя» или «Утренняя звезда». У тебя найдется немного времени?

– К сожалению, нет, – ответил я, указывая дальше вдоль Девятой авеню. – Я как раз спешу на важную встречу.

– Ладно, тогда пройду с тобой пару кварталов. Буду сегодня послушным мальчиком и закажу себе в «Пламени» только греческий салат. – Он похлопал себя чуть ниже груди. – Стараюсь избавляться от лишнего веса, – пояснил он, хотя, на мой взгляд, фигура его выглядела идеально.

Мы подошли к углу Пятьдесят восьмой улицы и вместе перешли на другую сторону. У входа в кафе «Пламя» он сказал:

– Здесь я с тобой расстанусь. Надеюсь, твоя встреча пройдет удачно. Какое-то интересное дело?

– Оно находится на той стадии, – нашел отговорку я, – когда еще трудно сказать, насколько оно интересное.

На самом же деле никаким расследованием я не занимался, а направлялся на встречу группы «Общества анонимных алкоголиков» в подвале собора Святого Павла. Полтора часа потом я сидел на раскладном металлическом стульчике и пил кофе из пластмассового стаканчика. В десять часов мы хором пробормотали свое традиционное завершающее обращение к Всевышнему, сложили стулья, и некоторые члены группы заглянули в «Пламя» подкрепиться или справить другие нужды. Я опасался нарваться там на Хольцмана, ковыряющего вилкой остатки греческого салата, но он уже успел уйти домой в свою квартирку под самым небом. Я заказал еще кофе с английскими тостами, начисто позабыв о нем.