– Ты, должно быть, услышал об этом последним во всем городе.
– Я сегодня поздно встал и не успел просмотреть газеты. Видел заголовки в киосках на бегу, но только эту историю не вынесли на первые полосы. Всех гораздо больше волнует чертов сенатор и его любовница. А я-то гадал, с чего это ты так кипятился в разговоре со мной.
– Я тоже не мог понять, зачем тебе нахлестывать дохлую лошадь. Или пытаться делать ей искусственное дыхание.
– У тебя грязное воображение. Очаровательное сравнение!
– Что ж, такой уж я очаровательный парень, прости.
– Мне известно только то, о чем мне рассказал мой клиент. Как я понял, его убил другой заключенный?
– Да, такой же сумасшедший, который сел за покушение на собственную мамочку. Прикован к инвалидному креслу – надеюсь, эту подробность тебе сообщили?
– Сообщили.
– Это самая сочная деталь, – ухмыльнулся он. – Будь я редактором «Пост», не приведи Господи, я бы задвинул сенатора подальше, а на первой странице поместил фото этой инвалидной коляски. И паренек-то хлипкий. Похож на банковского клерка, но, видать, жестокий сукин сын. Представляю, как он был бы опасен, если бы еще мог ходить!
– Точно установлено, что именно он – убийца?
– Никаких сомнений. Он это сделал на глазах у тюремщиков. Какие еще требуются доказательства? Конечно, надзиратели в такой ситуации выглядят полными идиотами. Допустить такое у себя под носом! Но что поделаешь? Этот гад нанес удар быстрее кобры.
– Почему он пошел на убийство? Это уже выяснили?
– А почему люди вообще убивают друг друга? Они с Джорджем поцапались в Бельвю. Кажется, Джордж сказал что-то плохое про маму Гюнтера. Типа того, что она не стоила попытки убийства.
– Это имя убийцы? Гюнтер?
– Да, Гюнтер Бауэр. Из нормальной немецкой семьи, живущей в Риджвуде. Вот тебе и пожалуйста! Два парня, один убивает другого. И оба европейского происхождения. Редкий случай. Сейчас реже увидишь двух белых парней, бьющихся на ринге.
– А ты и такое видел?
– Представь себе, видел по кабельному. Но только это был турнир ветеранов, проводившийся в Северной Дакоте. У тебя все, Мэтт? Потому что мне и работать надо тоже.
– У меня остался только один вопрос, – сказал я, – но, боюсь, ты опять обозлишься, если я задам его.
– Скорее всего. Ну, да ладно, задавай свой вопрос.
– Нет вероятности, что кто-то подставил того парня и принудил зарезать Джорджа?
– Кто-то из ЦРУ, ты это имеешь в виду? Управляя им с помощью рации в коронке зуба? А скоро они ликвидируют самого Гюнтера, так, что ли? Ты, как я понимаю, насмотрелся фильмов Оливера Стоуна.
– Судя по твоему же описанию, Гюнтер Бауэр не похож на Джека Руби.
– Это верно.
– Так и Джек Руби не был похож на убийцу. Я лишь пытаюсь кое в чем разобраться.
– Зачем тебе это? Хочешь вытянуть побольше деньжат из брата? Заставить бросить еще монет в счетчик?
– У меня есть другой клиент.
– Да ну? Не расскажешь, кто именно?
– Не могу.
– Интересно, – сказал он. – Я все еще считаю, что это дело гроша ломаного не стоит, но позвоню своим контактам. Так уж и быть.
Я шел долго. Уж точно больше часа. Счет времени я потерял, обдумывая факты, которые имелись в моем распоряжении. Это помогало отвлечься от мрачных мыслей независимо от того, мог я извлечь из него хоть что-то существенное или полезное.
Хотя я уже не следил за часами, когда начал просматривать газеты, записи в блокноте, не понимая, имею ли я хоть что-то конкретное. И насколько это вообще важно. Джордж Садецки мертв, а его брат, наверное, высказал здравую точку зрения: больше ничего и не стоило предпринимать. Добиваться восстановления доброго имени несчастного бродяги значило уподобляться ученым чудакам, которые посвящали жизнь попыткам изменить репутацию Ричарда III.
Конечно, у меня оставалась другая клиентка. Ее пять тысяч долларов лежали в ящике моего комода. Если только их можно было считать ее деньгами, и они по-прежнему оставались в том месте, куда я их пристроил. Сейчас я не имел склонности воспринимать что-либо как должное.
Я прошагал еще несколько кварталов, теперь уже пытаясь убедить себя, что именно по рекомендации Дрю Каплана она наняла меня, а не я сам добился этого путем хитрых манипуляций. Не из-за денег, а потому что мечтал залезть к ней под одеяло.
Кстати, вот еще повод для размышлений: как я все же там оказался? В ее постели, в его постели, в их общей постели. Которая на пару часов неожиданно стала нашей с ней постелью.
Боже, я ведь не позвонил ей! Цветов от меня никто не ждал, это дали ясно понять, но ведь в мои обязанности входило хотя бы звонить. Если бы я не переспал с ней, то уже точно позвонил бы к этому моменту. Но, быть может, наши с ней ночные забавы что-то меняли?
Да, весьма вероятно. Они могли изменить очень многое, если не все.
И Элейн я не позвонил тоже. «Позвонишь мне утром», – сказала она, но я этого не сделал. Мне казалось, что пусть даже прошлый вечер с Элейн у нас не слишком удался и мы ощутили некоторую неловкость, мы расстались по-доброму и без неулаженных дел. Как и с Лайзой.
Вот только теперь дела снова появились.