Дьявол

«На самого на Мокрого Спаса, на всенощной, во время благословения хлебов, как надо по чину, отец игумен и иеромонах стоят посреди храма, а одна богомолочка старенькая подает мне свечечку и говорит:

— Поставь, батюшка, празднику.

Я подошел к аналою, где положена икона «Спас на водах» и стал эту свечечку лепить, да другую уронил. Нагнулся, эту поднял, стал прилепливать, — две уронил. Стал их вправлять, ан, гляжу — четыре уронил. Я только головой качнул, ну, думаю, это опять непременно мне пострелята досаждают и из рук рвут… Нагнулся и поспешно с упавшими свечами поднимаюсь, да как затылком махну, под низ об подсвечник… а свечи так и посыпались; ну, тут я рассердился да взял и все остальные свечи рукой посбивал. Что же, думаю, если этакая наглость пошла, так лучше же я сам поскорее все это опрокину.

— И что же с вами за это было?

— Под суд меня за это хотели было отдать, да схимник, слепенький старец Сысой, в земляном затворе у нас живет, так он за меня заступился.

— За что, — говорит, — вы его будете судить, когда это сатанины служители смутили».

Но подобные искушения дьявола невинны только по виду. Дьявол бросает их в душу вроде маленького зерна, из которого должно вырасти развесистое древо какого–либо крупного греха. К одному отшельнику с репутацией большой святости дьявол пришел, как добрый человек, с таким, казалось бы, невинным советом: — Вы живете слишком одиноко. Что бы вам завести хоть петуха? Все–таки живая тварь, а утром он будет вас будить к молитве.

Отшельник сперва отнекивался, потом, послушал, завел петуха, Ну, что, в самом деле, дурного? Ведь не дьявол же спрятан в петухе?

Но вот петух начинает скучать, изнывает, худеет. Тогда отшельник, из жалости, приобретает ему курицу; Тут–то и поймал его дьявол. Зрелище любви петуха и курицы разбудило в отшельнике страсти, которые он считал давно угасшими навсегда. Он влюбился в дочь знатного рыцаря, вовлек ее в грех и затем, чтобы скрыть свою вину и избежать мести родителей, убил молодую женщину и спрятал ее под кроватью. Но его обличили, схватили, судили, приговорили к смертной казни. Всходя на эшафот, он воскликнул:

— Вот до чего довел меня мой петух!

В древнерусском «Слове о иноце, молившемся богу, дабы был, яко Иов, или яко Исаак», к монаху, возгордившемуся до таких самонадеянных молитв, дьявол явился в виде воина и рече: «молюся твоему преподобию, отче, помилуй мя гонима от некоего царя, и взем сия двести литр злата, и отроковицу сию, и отрочища, и оукрый оу себе, идеже веси; аз же, рече идоу воину страну, идеже царь обрести мене не может». Монах после некоторого колебания согласился, «поругаем от беса. Поднех же неких влагает мниху рат (помысл) на отроковицу и растлити сию. Раскаяв же ся о прилучившемся ему, востав, оубив отроковицу. Глагола ему помысл: востав оуби и отрочища, яко да не повесть отцу своему бывшую вещь. Востав же абие и оуби и отрочища. Рече же к нему помысл: взем врученное ти злато и бежя во ину страну, идеже воин не возможет обрести тя. Отшед же в некоую страну, и созда себе от злата оного монастырь». Но воин–дьявол пришел требовать своих денег, выжил монаха из монастыря и заставил бежать в дальний город. Там грешный инок женился, вошел в честь и даже попал в полицеймейстеры (рядник), причем явил себя человеком страшно жестоким. Но воин–бес и тут нашел его, разжег корыстолюбивого князя в том городе на имущество «рядника» и, выставив против последнего прежние свои требования, довел монаха–рядника до виселицы. «Водиму же ему вне града смертному месту, се дьявол, иже во образе воин, срете его на пути ведома народом, и рече к нему: веси ли, авва, кто есмь аз? Он же к нему: си ты еси воин. Рече, его не познав. Воин же к нему рече: аз есмь, его же слышал еси, сатана, иже первозданного прелстил Адама, ратую человеки, и не оставляю никого же спастися или быти якоже Исаак или якоже Иов, но тщуся сотворите вся, яко Архитохеля, оного или яко Июда Скариотин, или Яко Каин, (и) иже в Вавилоне старцы, и подобнии тем; веруй же, яко и ты сице поруган бысть от мене, и не оуведа ратовати сокровенную брань. Сия же рекшу бесу и ина множайшая, и абие невидим бысть; окаянный же той мних, паче же рядник, пострада смертное оудавление, поругаем от беса за тщеславное его высокомудрие».