Дьяволица

Раз или два за ночь у Дилана случались приступы головной боли, когда его выкидывало из сна. Боль была настолько нестерпимой, что он не мог нормально дышать, его тело сотрясалось в конвульсиях. Поначалу помогала пара глотков моей крови и массаж головы, потом пришлось перейти на уколы кеторола.

Любое колебание в настроении могло спровоцировать приступ, поэтому я была исключительно нежной с ним. Дилан часто просил меня посидеть рядом, и это единственное, что доставляло ему радость, ведь ни читать, ни смотреть в монитор он уже не мог.

Особенно он любил массаж, когда я легонько водила пальцами по его коже. Со стороны это могло напоминать любовные игры, но ни о каком интиме речь не заходила и подавно. Тему секса мы не затрагивали. Но я отлично понимала, как изъеденному болезнью телу Дилана необходимы приятные ощущения.

Во всей этой, казалось бы, непроглядной тьме я старалась видеть и создавать положительные моменты. Это было спасением не только для Дилана, но и для меня, ибо отчаяние всё сильнее нависало надо мной, а положиться было не на кого.

В неделю мне давалось два выходных: среда и суббота. В эти дни я ездила в больницу за препаратами для Дилана и закупала продукты на рынке. В один из погожих бархатных вечеров я решила отдохнуть от домашних хлопот и выйти на прогулку, Дилан уже почти три месяца не покидал пределы нашей коморки.

«Тебе будет полезно побывать на свежем воздухе», — предложила я.

«Я не хочу. Если хочешь, прогуляйся сама», — был ответ.

«Ну давай же, не упрямься, помоги мне тебя переодеть.»

Дилан больше ничего не ответил, у него не было сил спорить. Он не хотел ловить на себе любопытные взгляды наших соседей и прохожих. Его можно было понять: он выглядел, как скелет, обтянутый сероватой полупрозрачной кожей, ноги и руки превратились в тощие угловатые плети, а отсутствие зубов стало ещё более заметным. Чтобы поесть, он надевал зубные протезы, терпел дискомфорт, так как воспалённые дёсны ныли и кровоточили.

Однажды в лавочке, где управляющая плантацией торговала товарами повседневного спроса, произошёл случай: прибежал человек (по-видимому, родственник Джины) и стал кричать, что её сестра умирает, а скорая помощь не может приехать: больница переполнена.

Джина, как девушка эмоциональная, тут же бросилась в слёзы и начала метаться, спрашивать, нет ли где-то поблизости врача. Помочь вызвалась я, сказала, что я доктор. Меня тут же повели в дом. Джина закрыла лавку и побежала за нами.

Умирающей оказалась девочка двенадцати лет — беременная девочка, которая не смогла родить самостоятельно в силу своего телосложения и незавершённого физического развития. В России такой случай шокировал бы общественность, но здесь и раннее деторождение, и высокая смертность были обычным делом.

С собой у меня не было хирургических инструментов, поэтому я потребовала у хозяев острый нож, спирт, зажигалку и нитки. Мне впервые предстояло делать операцию кесарева сечения, но руки, привыкшие резать человеческую плоть, не дрожали.

Девочка уже не корчилась и не металась по постели, а просто стонала и издавала какие-то нечленораздельные звуки. Времени оставалось в обрез. Я старалась действовать быстро и крайне аккуратно.

Малолетняя мать потеряла сознание сразу же после того как я достала ребёнка из её живота. Это был довольно крупный мальчик и, к счастью, живой и на первый взгляд здоровый.

Я вышла из комнаты и передала ребёнка Джине, чтобы та искупала и укутала его во что-нибудь, а сама вернулась к девочке. Зашивать было уже не так волнительно: жизни роженицы и ребёнка больше ничто не угрожало. Всё, что зависело от меня, я сделала.

Спустя пару дней после успешно проведённой экспресс-операции Джина принесла нам литр свежего парного молока — в знак благодарности за спасение жизни её сестры и племянника.

А ещё спустя неделю ко мне прибежала какая-то незнакомая женщина и умоляла меня принять роды у её дочери.

Я стояла посреди рисового поля и не знала, как быть: что если я потеряю место в очереди на лечение Дилана?

Мы отправились в лавку к Джине, а та побежала к Алтее Морено — спрашивать. Тот день стал последним, когда я работала на плантациях.

Весть о том, что у госпожи Морено живёт врач, который хорошо принимает роды, разлетелась в считанные дни, а ещё через несколько дней директор больницы буквально вымолила, чтобы я перешла работать к ним. Взамен мне предоставили ежедневную транспортировку до больницы с местом для лежачего больного. Пока я работала, Дилан отдыхал в отдельной палате.

Мои врачебные навыки оказались куда более полезными, чем работа на плантациях, и никто не возражал против смены моей деятельности. Однако новая работа была гораздо более тяжёлой для меня, поэтому я снова оказалась в затруднении. В моей помощи нуждались семь дней в неделю, а Дилан требовал в ещё большего ухода, чем раньше.

Однажды, после вызова в мой законный выходной, я отвезла Дилана на пляж, чтобы в нашем суровом бытии был хоть какой-то элемент отдыха.