Дьявольская альтернатива

– Их катер имеет значительно меньшую скорость, чем наши, – резюмировал Фэллон. – У них будет преимущество в восемь миль после старта, но, по моим подсчетам, мы сможем догнать их за три-четыре мили до берега. У нас над головой болтается «Нимрод», который поддерживает постоянную связь с «Аргайллом». С «Аргайлла» нам укажут направление их движения. Когда мы приблизимся к ним, включим наши прожектора. А когда заметим их – ликвидируем всех. Лондон сказал, что никто не заинтересован в пленных. Не спрашивайте меня, почему; может быть, их хотят заставить замолчать по причинам, которые нам не известны. Нам дали работу и мы обязаны ее выполнить.

В нескольких милях от них капитан Майк Мэннинг также следил за томительным ходом минут: он также ожидал известия из Берлина о том, что механики закончили ремонтировать двигатель «Домини». Пришедшая поздно ночью новость, когда он сидел без сна в своей каюте, ожидая страшного приказа открыть огонь и уничтожить «Фрею», поразила его. Совершенно неожиданно правительство Соединенных Штатов изменило свое мнение, которого придерживалось с предыдущего захода солнца: оно не протестовало теперь против освобождения тех двоих из Моабита и не собиралось, судя по всему, превращать «Фрею» в пар, чтобы предотвратить их освобождение, – напротив, Вашингтон не имел теперь никаких возражений. Однако в этот момент он чувствовал больше всего огромное облегчение – облегчение от того, что убийственный приказ отменен, если только… Если только опять что-нибудь не сорвется. И он знал, что сможет быть полностью спокоен только тогда, когда оба украинских еврея приземлятся в аэропорту Бен Гурион; только тогда он сможет забыть о приказе обстрелять «Фрею» и превратить ее в погребальный костер; только тогда этот приказ станет частью истории.

В без четверти десять в камерах, расположенных в подвалах казарм Александер авиабазы в Гатове, Мишкин и Лазарев стали отходить от воздействия наркотиков, которые им ввели в восемь часов утра. Почти одновременно с этим часы, которые Адам Монро повесил на стены в их камерах, ожили: стрелки начали двигаться по циферблату.

Мишкин покачал головой и протер глаза. Он чувствовал сонливость, голова немного кружилась. Он отнес это на возбуждение и бессонную ночь. Он бросил взгляд на часы, висевшие на стене: они показывали две минуты девятого. Он знал, что когда его и Давида Лазарева вели через дежурку в камеры, висевшие там часы показывали ровно восемь. Он потянулся, спрыгнул с койки и стал мерять шагами камеру. Пять минут спустя то же самое стал делать Лазарев, сидевший в дальнем конце коридора.

Адам Монро прошел в ангар, где уорент-офицер Баркер все еще возился с правым двигателем «Домини».

– Как дела, мистер Баркер? – спросил Монро.

Многоопытный механик высунул голову из чрева двигателя и, доведенный до белого каления, осведомился у стоявшего внизу штатского:

– Могу я спросить, сэр, сколько еще я буду играть эту комедию? Двигатель в полном порядке.

Монро бросил взгляд на свои часы.

– Сейчас десять тридцать, – сказал он. – Я хочу, чтобы ровно через час вы позвонили в комнату, где собираются экипажи самолетов, и в офицерский клуб и сообщили, что самолет готов к вылету.

– Значит, в одиннадцать тридцать, сэр, – сказал уорент-офицер Баркер.

В своей камере Давид Лазарев вновь посмотрел на стенные часы. Ему казалось, что он шагал по камере не больше получаса, но часы показывали девять. Час пролетел – и показался очень коротким. Правда, посиди в полной изоляции в камере, и время станет играть с тобой странные шутки. Часы, в конце концов, должны идти правильно. Ни ему, ни Мишкину не пришло в голову, что часы шли с удвоенной скоростью, чтобы восполнить потерянные сто минут их жизни, а также чтобы их показания полностью соответствовали другим часам ровно в одиннадцать тридцать.

В одиннадцать премьер Ян Трейдинг позвонил из Гааги правящему бургомистру Западного Берлина.

– Что, черт побери, происходит, герр бургомистр?

– Не знаю, – вскричал доведенный до предела берлинский чиновник. – Англичане сказали, что они почти закончили ремонтировать свой проклятый двигатель. Почему, дьявол бы их побрал, они не могут воспользоваться авиалайнером Бритиш Эйрвэйс из гражданского аэропорта, я не могу понять. Мы бы возместили им убытки по отвлечению одного такого самолета от регулярных полетов, чтобы он отправился в Израиль всего с двумя пассажирами.

– Ладно, информирую вас, что через час эти сумасшедшие на «Фрее» собираются сбросить за борт сто тысяч тонн нефти, – сказал Ян Трейдинг, – и мое правительство возлагает всю ответственность на англичан.

– Полностью с вами согласен, – сказал голос из Берлина. – Все это – полное сумасшествие.

В одиннадцать тридцать уорент-офицер Баркер закрыл крышку двигателя и спустился вниз по лесенке. Он подошел к висевшему на стене телефону и позвонил в офицерский клуб-столовую. К телефону подошел начальник авиабазы.

– Самолет готов к вылету, сэр, – сообщил механик.