Дьявольская рулетка

В маленькой квартире почти ничего не изменилось. Она все еще выглядела как витрина мебельного магазина. Практичная, чистая, но полностью лишенная индивидуальности. Впрочем, обстановка квартиры Гетца и раньше была совершенно безразлична Ире. Гораздо больше времени она тогда проводила на верхнем этаже этой двухуровневой квартиры. Там, где находились ванная и спальня. Для нее Гетц был не более чем якорем в том море сменяющихся мужчин на одну ночь, в котором она бесцельно моталась после своего неудавшегося замужества. Он же явно видел в их отношениях нечто большее, и это становилось ей все яснее сегодня, после всего, что он для нее сделал.

— Полицейский, который тебя привез… — начал Гетц, — вляпался. Сильно. Его уровень остаточного алкоголя был около одной целых и восьми десятых промилей, когда коллеги остановили его. А его самой большой мечтой было со временем вступить в спецназ. С приказом о наложении взыскания в личном деле ему вряд ли удалось бы устроиться и водителем такси.

— А ты удалил эту запись из компьютера?

— Да, конечно. В качестве встречного хода он привез тебя сюда. Ко мне.

— Но почему?

— Возможно, потому, что я терпеть не могу Штойера. Потому что я не хочу, чтобы ты билась в судорогах в камере вытрезвителя. Или потому, что я ищу способ, чтобы ты снова смогла приступить к переговорам, чтобы спасти Китти. — Он пожал своими широкими плечами. — Уж разберись в этом сама.

Ира сняла потертую кожаную куртку и небрежно позволила ей скользнуть на ковровое покрытие кремового цвета. Больше всего ей хотелось опуститься на колени, чтобы, обвив руками щиколотки Гетца, тотчас же заснуть.

— Мне надо чего-нибудь выпить, — объявила она. — Чего-нибудь крепкого.

— Стоит наверху, у кровати. Поднимись, прими ванну или постой под душем. Ты же здесь все знаешь, — ответил он и повел ее к слегка изогнутой деревянной лестнице.

Ира поднималась, крепко держась руками за перила. Гетц поддерживал ее, вплотную двигаясь сзади. Его подбородок лежал на ее затылке. Она могла чувствовать у своего уха его теплое дыхание.

Когда она взглянула на первую ступеньку, на нее хлынули воспоминания.

Записки. От Сары. По одной на каждой ступеньке.

— Что такое? — прошептал Гетц, и она содрогнулась. — Думаешь сейчас о том, как было раньше? Что могло бы быть?

— Да. — Она освободилась из его объятий, и ее глаза наполнились слезами. — Но при этом я думаю не о нас.

— О ком же тогда? — Он убрал ей волосы с лица и нежно поцеловал в губы.

Она позволила это.

— О Саре, — ответила она после некоторой паузы и села на первую ступеньку. — Я рассказывала тебе когда-нибудь о том, как я ее нашла?

— Да. В ванной.

— Нет, я имею в виду, что случилось до этого?

Гетц отрицательно покачал головой и опустился перед ней на колени.

— Она жила в Шпандау. В двухуровневой квартире-мезонетт, такой, как вот эта. Только меньше. — Ира подняла голову. — Когда я наконец добралась до нее, входная дверь была открыта, и я поняла, что уже слишком поздно. Я бросилась туда, и первое, что я увидела, была записка.

— Ее прощальное письмо?

— Нет. — Ира яростно замотала головой. — Или да, что-то в этом роде, возможно.

— И что же там было?

—  «Мама, не ходи дальше!»— Ира посмотрела вверх, на Гетца, который, хотя и стоял на коленях, все же был на полголовы выше ее.

— На каждой ступеньке лестницы лежало по записке: «Дальше не ходить!», «Вызови „скорую!“», «Избавь себя от зрелища!» Я собирала все эти листочки, поднимаясь ступенька за ступенькой. Медленно, как в трансе. Но я не выполнила последнюю волю Сары. — Сейчас по лицу Иры катились крупные слезы. — На предпоследней площадке ноги больше не слушались меня. «Я люблю тебя, мама!» было написано на листке. И потом, на последней ступеньке…

— Что там было? — Гетц поцелуем стер ее слезинку, наклонился вперед и прижал ее дрожащее тело к себе.

— Ничего, — плакала Ира. — Совсем ничего. Я бросилась в ванную, но, разумеется, было уже слишком поздно. Я не могла ничего больше сделать для Сары. Но теперь, когда я думаю об этом, мне не дает покоя эта последняя ступенька. Неважно, сплю я или погружаюсь в воспоминания среди бела дня. Меня не отпускает чувство, что там отсутствует одна записка. Моя дочь хотела сказать мне еще что-то, но я никогда не смогу прочесть последний листок!

42

Ян пистолетом подал знак растерянной группе вернуться в студию. Они повиновались. Террорист дернул голову Китти вверх и оттолкнул девушку от себя. Затем велел Тимберу и Флумми подвинуть металлическую полку с архивными дисками к входу в «Зону происшествий», чтобы и этот путь к отступлению пока оставался закрытым.

«Боже, что я здесь делаю?» — спросил себя Ян, снова подходя к микшерному пульту. Теперь он знал, где находится координатный курсор к микрофону. Он прервал хит Билли Айдола начала восьмидесятых и начал вести передачу:

— Это «Сто один и пять», и я должен огласить новое изменение правил.

Он едва мог понять самого себя: в его ушах еще громко раздавался звон, вызванный акустической пушкой. Он чувствовал себя очень усталым и измотанным. Пот непрерывными потоками тек по шее.