Дьявольская сила

Той же ночью, если мне не изменяет память, в поместье Пибоди начали происходить странные вещи. По правде говоря, меня в некотором роде косвенно предупреждали, что с домом, возможно, не все в порядке. Когда я приехал, чтобы вступить во владение домом, старый Хопкинс, передавая мне ключи, настойчиво интересовался, действительно ли мне хотелось предпринять такой шаг, и, похоже, с не меньшей настойчивостью стремился подчеркнуть ту мысль, что дом представлял собой «уединенное место», что соседи-фермеры «всегда недолюбливали Пибоди», и что «удержать жильцов в доме» всегда оказывалось делом нелегким. По его словам — и этот момент он выделил особо, чуть ли не смакуя, — поместье относилось к разряду тех мест, «куда никто никогда не ездит на пикник, и где вы никогда не найдете ни бумажных тарелочек, ни салфеток». Одним словом, я услыхал сплошной поток двусмысленностей и намеков, ведь старик так и не захотел привести ни одного факта, потому что фактов, очевидно, не было, за исключением того, что соседи с неодобрением относились к такому огромному поместью посреди, в общем-то, сельскохозяйственного района. И действительно, вокруг поместья площадью около сорока акров, в основном поросших деревьями, простирались ухоженные поля и виднелись каменные стены и решетчатые ограды, вдоль которых росли деревья и кустарники, дававшие надежный приют птицам. Бабушкиными сказками посчитал я все это, учитывая родство адвоката с окружавшими меня фермерами: крепкими здоровяками-янки, ничем не отличавшимися от Пибоди, разве что занимались они более тяжелым трудом, да и работали побольше.

И вот в ту ночь, в ночь, когда мартовский ветер ревел и завывал в ветвях деревьев, мною завладела мысль, что я в доме не один. Откуда-то сверху доносился звук не то чтобы шагов, но какого-то движения. Звук не поддавался описанию, разве что исходил отчего-то, двигавшегося взад-вперед, взад-вперед в узком пространстве. Я помню, как вышел в большую темную комнату, в которую спускалась винтовая лестница, и прислушался в темноте надо мной, потому что звук, казалось, плыл сверху вниз по лестнице — иногда он слышался явно, иногда доносился лишь шорох; поэтому я стоял там и все прислушивался, прислушивался, прислушивался, пытаясь установить его источник, пытаясь на основании рассуждений дать ему какое-нибудь объяснение, так как ранее его не слышал, и, наконец, пришел к выводу, что ветер, должно быть, прибивал ветви деревьев к дому и водил ими туда-сюда по стене. Утвердившись в таком мнении, я вернулся к себе в комнату, и больше звук не доставлял мне беспокойства — не то чтобы он прекратился, как раз наоборот, а просто получил разумное объяснение.

Найти же объяснение снам, привидевшимся мне в ту ночь, оказалось делом куда более сложным. Хотя обычно сны совсем не посещают меня, в тот раз я был буквально ошарашен гротескными до предела сновидениями, в которых играл пассивную роль и испытывал всякого рода временные и пространственные метаморфозы, а также несколько раз мельком наблюдал пугающую, неясную фигуру в конусообразной черной шляпе, а рядом с ней столь же неясные контуры какого-то существа. Я их видел смутно, как будто смотрел через стекло, а сумеречная обстановка сновидения казалась преломленной сквозь призму. По правде говоря, я видел не столько сны, сколько отрывки снов, не имевших ни начала, ни конца, но зазывавших меня в чудной и чуждый мир, как будто в другое измерение, о котором я не знал в прозаическом, вне снов, мире. Как бы то ни было, ту беспокойную ночь я пережил, хотя в результате и чувствовал себя несколько измотанным.

Буквально на следующий день ко мне зашел архитектор, чтобы обсудить мои дальнейшие планы по обновлению дома, и от него я узнал крайне интересный факт. Архитектор — молодой человек — не разделял чудных верований относительно старинных домов, которые имеют хождение в глухих сельских местностях.

— При осмотре дома никогда не скажешь, что в нем может быть потайная, хорошо скрытая комната, не правда ли? — сказал он, раскладывая передо мной свои рисунки и чертежи.

— А вы полагаете, что она есть? — спросил я.

— Вероятно. Какая-нибудь «молельня», — предположил он, — или место для беглых рабов.

— Не находил.

— Я тоже. Но вот посмотрите сюда… — и он показал мне на план дома, восстановленный им по расположению фундамента и тех комнат, о которых мы знали.

В самой старой части дома, вдоль северной стены второго этажа, выявилась пустота. Не молельня, конечно. Среди Пибоди не было католиков. Место для беглых рабов — возможно. Однако, как объяснить появление этой комнаты задолго до массового бегства рабов в Канаду?

— Вы думаете, ее можно найти? — спросил я.

— Она должна быть там.