Дьявольски красив

Джослин должна дать ему надежду. Никто не понимает Ричарда так, как она. Они вместе росли и терпели грубое обращение своих сводных сестер и брата, которые их ненавидят. Их мать лишена родительского инстинкта и никогда не защищала своих детей. Ричарда презирали и отталкивали до тех пор, пока Джослин не повзрослела настолько, чтобы изображать отцовскую сестру Матильду и использовать свою внешность, дабы обманывать и отвлекать, пока не добилась своего.

Ричард просто не способен на обман. Он никогда не научится выживать в реальном мире. И если это будет зависеть от Джослин, ему и не придется. Она надеялась и молилась, чтобы такой здравомыслящий человек, как мистер Монтегю, оценил эксцентричный ум ее брата, — для Джослин это единственный выход.

Джослин сунула драгоценный листок, за корсаж. Ричард пишет очень редко; неизвестно, когда напишет в следующий раз.

— Мужу сестры, видимо, надоела моя семья, — сказала Джослин с наигранной веселостью. — Я должна выйти за мистера Монтегю как можно скорее.

Ее проницательная хозяйка нахмурилась, но воздержалась от каких–либо вопросов относительно отчаяния в голосе своей гостьи.

Не имея камердинера, Блейк позволил Атертону завязать его шейный платок таким замысловатым узлом, который ему удастся развязать, не иначе как разорвав ткань в клочья.

— Приходил Берни, — сказал Блейк, ворочая шеей, чтобы избавиться от ощущения, будто на ней затянута веревка. — Он думает, если я ухаживаю за мисс Каррингтон, то знаю, где найти его чертову птицу.

— А ты не знаешь? — спросил Ник с кривой ухмылкой:

— Он оскорбляет меня, ставя под сомнение мою честность. — Настроение окончательно испортилось. — А все из–за нее. А теперь я обидел ее и даже не могу сказать, зачем и почему, — пожаловался он.

Очень хорошо было согласиться на квартиру в городе, но он остался без женщины в своей постели. Мисс Каррингтон заставила его практически мечтать об алтаре только по этой причине, и будь он проклят, если даст надеть на себя кандалы задаром. Если он должен обзавестись женой, ему надо знать, что делает ее послушной.

— Как мне исправить то, чего я не понимаю?

Он зло посмотрел на узел своего шейного платка и нарочно расслабил его.

— А оно тебе надо? — весело полюбопытствовал Атертон. — У нее куриные мозги. Она сведет тебя с ума.

— Сомневаюсь, что у нее куриные мозги, но с ума она меня уже сводит, — проворчал Блейк, выуживая свою шляпу из–за высокой стопки книг. — Каждый раз, когда я вижу ее, меня обуревает желание либо придушить ее, либо поцеловать. Это чертовски раздражает.

Атертон рассмеялся:

— Тогда ты непременно должен жениться на ней. Никакая другая женщина, не пробуждала в тебе такой страсти. Это полезно для здоровья, старик. Волнует кровь, знаешь ли.

Блейк бросил на друга насмешливый взгляд.

— И это говорит человек, чья кровь в вечном волнении. Сомневаюсь, что для здоровья полезно, если чей–то муж пристрелит тебя или отвергнутый любовник снесет тебе голову.

Он нахлобучил шляпу на голову и открыл дверь.

Комнаты, которые он снимал, располагались на верхнем этаже старого дома. В узком извилистом коридоре горела одна–единственная лампа, и ни одно окно не освещало лестницу. Блейк тысячи раз без происшествий спускался по этим ступенькам, поэтому оказался не готов, когда его нога ударилась о что–то твердое на верхней. Не успев ни за что схватиться, он кубарем покатился на площадку и остановил падение только благодаря тренировкам на боксерском ринге, изогнувшись так, что плечо приняло удар.

Атертон схватил лампу в комнате и поднял ее повыше.

— Ты жив?

Злой как тысяча чертей, Блейк ухватился за балясину и, подтянувшись, поднялся на ноги, не думая о том, что у него могут быть сломаны кости.

— Обо что, черт побери, я споткнулся? Кому–то не поздоровится за то, что бросил здесь валяться какой–то хлам.

Атертон быстро, но внимательно оглядел его, спрятав облегчение, прежде чем осмотреть половицы.

— Подставка для дров, по–моему. Ее скоба так прочно застряла между перилами, что я не могу ее вытащить. Ты имеешь привычку терять каминные подставки, старик?

— У меня угольная плита, а не камин. — Хромая сильнее прежнего, Блейк поднялся по ступенькам и попытался вытащить тяжелую железяку. — Я должен поговорить со своей квартирной хозяйкой.

Атертон наконец соблаговолил проявить озабоченность.

— Она выходила, как раз когда я поднимался. А не мог кто–нибудь положить ее здесь специально?

Квартира Блейка на верхнем этаже. Если подставка была оставлена намеренно, то это только для него.

— Но это же бессмысленно. У меня нет ничего, что могло кому–то понадобиться. Думаю, мы выясним, что миссис Бизель сама зачем–то принесла ее сюда, когда убирала у меня в комнатах, а потом просто забыла.

Атертон снова нахмурился.

— Конечно, наверняка все так и было, если только за тобой не следят французские шпионы, которые охотятся за той чертовой бумажкой, — ведь всему Лондону известно, что она у тебя.

Блейк чуть не рассмеялся.