Близнецы продолжали внимательно изучать его. Павлу захотелось выбежать вон, мало того, ещё и припереть дверь чем-нибудь громоздким. Чтобы то, леденящее душу, присутствовавшее в комнате не выбралось наружу. Едва сдерживая ужас, он взял стул, поставил его ровно посередине комнаты и сел. Девочки молчали и смотрели на него. Постепенно Павел успокоился. Какой вред, в конце концов, смогут причинить две годовалые крохи? Это просто его предубеждения против чужих детей, после стольких месяцев вновь всплывшие на поверхность. Или его совесть, что сбросил все заботы о детях на плечи жены, забавляется с ним, заставляя нервничать. Теперь Павел с возросшим интересом наблюдал за дочерьми. Внешне они были неотличимы. Слишком длинные для столь маленьких девочек, немного волнистые волосы имели красивый рыжий цвет.
«Рыжий да красный – человек опасный!» – внезапно пришла старая пословица в голову.
Некстати вспомнилось, что в древности рыжеволосых людей не больно жаловали. В Древнем Египте их приносили в жертву богу Солнца Амону-Ра. В средневековье обвиняли в родстве с дьяволом и сжигали на кострах. Особенно во времена охоты на ведьм. Рыжая, значит ведьма. Даже сатану изображали с рыжими волосами.
« Опять двадцать пять! – занервничал Павел. – Дал ведь себе слово забыть о чертовщине. И снова за старое!»
Павел и девочки так и продолжали рассматривать друг друга, словно в гляделки играли. Павлу на мгновение показалось, что их лица ему кого-то напоминают. Кого-то очень давно и близко знакомого. Черты тонкие, кукольные. Он принялся перебирать в уме имена, но ответ всё ускользал от него. Девочкам вскоре надоело разглядывать отца. Они занялись не очень понятными Павлу забавами. В кроватках перед ними лежали игрушки, разложенные ровно, в ряд. Крохи не трогали их, просто, улыбаясь, рассматривали.
« Чудно. Всегда считал, что от малышей писк и головная боль. А эти сидят, молчат, игрушки в порядке…»
Павел вдруг спохватился, что за всё время, пока дети у них, он ни разу не слышал их лепета. К году детки уже лопочут вовсю.
« Немые!» – Мелькнуло в голове.
Крохи тут же, как по команде опять уставились на него.
« Я что, не заметил, как вслух сказал? Или они мысли читать умеют? – вздрогнул Павел. – Телепатия? Чушь собачья! Бездоказательно. Детский аутизм? Но зрительный контакт не нарушен. Вон, как смотрят. Того и гляди до дыр меня проглядят. Но признаки есть. Молчат и не улыбаются мне, зато оживляются на неодушевлённые предметы. В определённом порядке разложенные игрушки. И этих симптомов достаточно, чтобы предположить аутизм! Господи! Только этого не хватало. Как я Свете скажу, она же с ума сойдёт?!»
За тягостными раздумьями Павел не заметил, как пролетело несколько часов. Девочки ни разу не побеспокоили его, не попросились на руки. Они не захотели пить и есть. Не испачкали штанишек. Услышав голос жены, открывшей входную дверь и весело оповестившей о возвращении, Павел встрепенулся. Он подскочил со стула, на котором просидел в течение нескольких часов под перекрёстными взглядами девочек, и неожиданно глаза зацепились за детскую магнитную доску. Светлана начиталась всевозможных книжек о раннем детском развитии и вбила себе в голову, что научит дочерей читать чуть ли не с пелёнок. Она доказывала Павлу, что девочки уже знают почти половину алфавита. Павел так привык во всём соглашаться с женой, чтобы не травмировать её психику, что выслушивал её с притворным интересом, а сам по большому счёту пропускал женскую болтовню мимо ушей. Где это видано, чтобы дети не умели говорить, но знали буквы? На доске красовалась надпись: « КУ-КУ! ПАПОЧКА!» Павел, как-то тонко, неподобающе мужчине вскрикнул, и в тот же миг в комнату быстро вошла Светлана.
– Что с ними? Паша!? – увидев опрокинутое лицо мужа, выдохнула она.
Павел, не в состоянии произнести ни слова, указал жене на доску. Как только Светлана стала поворачивать голову в сторону панно, буквы ссыпались с него, словно мигом размагнитились.
– Фу, Паш! Разве можно так пугать! У меня чуть сердце не выскочило, – и тут же забыв о недавнем испуге, радостно заворковала. – Как тут мои красавицы? Ваша мама пришла!
– Молока принесла! – с неожиданной злобой съехидничал Павел. И не обращая внимания на обиженное недоумение жены, быстро вышел из детской.