Дьявольские игры(ЛП)

Черт, она была красива. И к тому же, отлично пахла.

– Нет, это папа тебя убьет, – тихо произнесла она. Задумчиво. Ну, прекрасно, если она начнет думать, ей от этого точно лучше не станет. – Лиам... постой‑ка, а как, черт возьми, тебя на самом деле зовут?

– Лиам. Хантер – мое байкерское имя.

По ее лицу пробежала тень:

– Ты и вправду один из них?

Я не стал притворяться, что не понимаю, о чем она:

– Да, я – «Дьявольский Джек». Номад[1]. В мои обязанности входило какое‑то время присматривать за тобой и твоей сестрой. Помимо прочего.

– Почему? – спросила она, на ее лице отразилось искреннее замешательство. – Мы не важны.

Я засмеялся, удивляясь, как она могла быть так непроходимо наивна.

– Ты чертовски важна, детка, – сказал я ей. – Этот клуб тебя любит, даже больше, чем твою сестру, потому что ты осталась в Кер‑д'Ален. Половина этих парней воспринимают тебя, как свою дочь, а оставшаяся половина хочет тебя. И все они боятся твоего отца. Все еще так и не понял, почему он не национальный президент клуба. Когда Атлас в прошлом году отошел от дел, мы решили, что именно он его сменит.

– Его это не интересует, – отстраненно ответила она. А затем, облокотившись на одну руку, начала изучать меня. Я смотрел ей прямо в лицо, ведь она совершенно точно забыла, что застежки на ее корсете были широко раскрыты, выставляя на показ сиськи. Но я ей об этом напоминать не собирался... К счастью, созерцание ее опухших губ вполне могло меня отвлечь. Я все продолжал думать о том, как они обхватят мой член. – Скажи мне правду, Лиам. Было ли между нами хоть что‑то настоящее?

Надо было сказать ей, что настоящим было все. Сказать, что это была любовь с первого взгляда, что мы – современные Ромео и Джульетта, и что я предам свой клуб, лишь бы быть с ней…

Но, в кои‑то веки, я насмерть устал ото лжи.

– Я понятия не имею, что между нами, – проговорил я, до конца не уверенный в том, что говорю правду. Когда я впервые увидел Эм, мне словно под дых ударили. Мне тут же захотелось пригвоздить ее к кровати. И это чувство не изменилось, но сейчас, когда она лежала рядом со мной, по каким‑то непонятным причинам мне гораздо сильнее хотелось, чтобы она чувствовала себя лучше, чем засунуть в нее член. Поди разбери.

– Не уверен, что знаю, что значит по‑настоящему, – сказал я. – Но я не верю в любовь, детка. Я верю в трах.

– Это самое грустное, что я когда‑либо слышала.

Пожав плечами, я понял, что во всей этой ситуации есть что‑то философское: быть абсолютно испорченным – это и есть настоящая свобода, но именно она на самом деле делает нас теми, кто мы есть, загоняя в определенные рамки. По сути же получается бардак во всех аспектах.

– Зато я точно знаю, что обкончал все штаны, а такое происходит не каждый день, – проговорил я. – Детка, ты чертовски горячая. Не важно, что ты себе там напридумываешь, в этом можешь даже не сомневаться. Не могу припомнить, когда в последний раз так взрывался. Понятия не имею, что это значит, но это уж точно что‑то настоящее.

– Да уж, – выговорила она, затем перекатилась на спину и уставилась в потолок. – Меня убьют?

Я серьезно обдумал этот вопрос. В одном я был уверен на сто процентов. Я скорее сам себя убью, чем причиню боль ей – ну, в физическом смысле. Я был практически убежден, что уже причинил серьезный ущерб эмоционально. Но, пока мне нужно заставлять ее звонить папочке, я не могу позволить ей чувствовать себя в безопасности. Это звонки должны были его мотивировать, а для этого нужно чувство страха.

Дерьмо.

Я решил, что мне не нравилось это чувство. Мне в принципе чувства не нравились. Половина ребят в «Джеках» считали, что я – что‑то вроде машины для убийств, и, в общем‑то, они были правы. Дайте мне цель, и я ее устраню. Но обычно во всем этом участвовали пистолеты или ножи... или, как в одном очень памятном случае, чрезвычайно острый олений рог. Иногда просто приходится импровизировать. Я стараюсь немного разговаривать со своими жертвами, пытаясь заставить их почувствовать себя комфортно.

Но по причинам, которые я не желал обдумывать, мне хотелось, чтобы она чувствовала себя лучше.

– Не хочу, чтобы с тобой случилось что‑то плохое, – наконец выговорил я, придя к компромиссу. – Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты была в безопасности.

– А Софи?

– Я и против нее ничего не имею. Все, чего я хочу, чтобы мой брат вернулся. Живой.

Снова повисла тишина. Я почти что мог слышать ее мысли.

– Что бы ты сделала для Кит? – внезапно спросил я.

– Что ты имеешь в виду?

– Как далеко ты бы зашла, чтобы спасти ее жизнь?

Сможет ли она провести параллель? Понять, почему я должен бороться за брата?

– Я бы сделала все, что нужно, – мягко отозвалась она, и в ее голосе я уловил нотки отчаяния. Да, она все начала понимать. Каким‑то странным образом, так было даже хуже. – Я бы украла. Солгала... Убила. Все, что угодно.