Этот жест разбудил в Эмме материнские инстинкты. Сколько раз ей приходилось утирать братьям разбитые носы, перевязывать ссадины и чинить игрушечные мечи! Она приобрела ценный опыт в познании мужского характера и знала – необходимо щадить мужское самолюбие. В мужчине уживаются гордость и ранимость, трудно поддающиеся пониманию грубость и жестокость с доблестью и самопожертвованием. Она всегда требовала, чтобы братья умели за себя постоять, а при этом пряталась поблизости, чтобы прийти на выручку, если понадобится. Она заставляла их самим искать выход из опасных проделок.
И вот сейчас – невероятно, но это так – она противостоит тем самым мужчинам, которых всю жизнь опекала.
Эйдриан рассмеялся:
– Похоже, мне придется искать другой способ, чтобы скрыться.
– Ты смог бы влезть вон на то дерево? – с беспокойством спросила Эмма.
– Я и сонный мог бы на него влезть, – ответил он. – Но чем это мне поможет, когда внизу на скамейке сидит Дрейк и курит сигару?
– Дрейк? Ты уверен?
– Если только это не курящий в саду гном.
– Не помню, чтобы Дрейк когда-нибудь сидел под окном. Что прикажешь с тобой делать?
Эйдриан натянул рубашку и брюки.
– Я потихоньку спущусь вниз, а если меня заметят, то скажу, что только что вошел в дом.
Она покачала головой:
– Входить в дом без приглашения неприлично, и тебе никто не поверит.
Он поцеловал ее в макушку.
– Не более неприлично, чем то, что мы делали, поверь мне. Передай мне сапоги, дорогая. Что бы со мной ни случилось, это того стоит.
Покраснев, она нагнулась и сунула руку под кровать, но тут же оказалась зажатой между его ног. И они снова целовались. И с таким жаром, словно у них было полно времени, чтобы утолить страсть.
– Я ухожу. – Он, наконец, отпустил ее. – Но знай, это меня убивает. Я вернусь, как только улажу все с твоей семьей. Ох, Эмма, как же мне не хочется уходить!…
Она посмотрела на окно:
– Может, Дрейк уже ушел? Я проверю.
– А я проверю, что делается за дверью. Через пятнадцать секунд все стало ясно.
– Он еще там! – воскликнула Эмма.
– На лестничной площадке устроился Хэмм и, судя по всему, расположился на всю ночь, – угрюмо сообщил Эйдриан.
– Это ловушка. – Эмма прижалась спиной к стене. – Эйдриан, мы попали в ловушку Боскаслов.
Он огляделся:
– Здесь есть потайная дверь или каморка, куда я мог бы спрятаться?
– К сожалению, нет, – прошептала она.
– Твои братья каким-то образом прятались в свое время, ведь правда?
Она бросила на него сердитый взгляд.
– Сейчас ни к чему обсуждать эти прискорбные обстоятельства.
– А куда ведет эта дверь? – Эйдриан указал на гардеробную.
– Там спит моя служанка, но не смей туда входить. Ей сорок два года, и мужчин в своей комнате она никогда не принимала.
Он встал на колени и посмотрел в замочную скважину.
– Что? – Не поверив Эйдриану, Эмма сама посмотрела в глазок. – Господи, помоги! Это Грейсон и Уид.
Эйдриан выпрямился и печально рассмеялся.
– Выходит, это засада. Нам ничего не остается, как выйти к ним вместе. Путей к спасению нет. Девон наверняка сторожит у парадного входа.
Эмма поднялась с колен.
– Я скорее останусь в своей комнате до конца жизни, чем посмотрю в лицо братьям. Они превратят мою жизнь в ад, смакуя все подробности.
– Ты ни в чем не виновата, – попытался успокоить ее Эйдриан и кисло пошутил: – Порке подвергнусь я. Ты уж позаботься о моих достойных похоронах, хорошо?
Эмма побледнела, представив себе схватку в спальне между Эйдрианом и братьями. Ей остается лишь молиться, чтобы они сдержали свою ярость и вспомнили, что в доме живут ученицы, которых она, их наставница, предала. Скандал, в который она угодила, утром будет во всех подробностях известен всему Лондону. Эмма представила ликование Элис Клипстоун, когда та узнает, что ее соперницу уличили в любовной связи.
Но Эйдриан прав. Поймают их или нет, но украденная ночь любви того стоила. Любовь Эйдриана значила для нее больше, чем репутация.
Он – любовь ее жизни. И он нуждается в ней.
Эйдриан отошел от двери, и она последовала за ним.
– Ты ошибаешься, – тихо сказала она, – выпороть они захотят меня, в отместку. Ведь я постоянно их муштровала.
– Прости, я не понял? – Он с удивлением воззрился на нее. – Твои братья тебя?…
– Да нет же, не физически. Но мне придется выносить их насмешки всю оставшуюся жизнь. Этим подлецам больше всего хотелось поймать меня на чем-то запретном после тех нравоучений, какие я на них изливала. Я называла себя моральным оплотом семьи и вот…
Он схватил ее за руки:
– Эмма, это моя вина. Это я втянул тебя в эту историю. Скажи, ты захотела бы связать свою жизнь с кем-нибудь еще?
– Нет, разумеется. – Она горестно улыбнулась. – Хорошо. Мы встретимся с ними вместе. Мы будем смелыми…
Кто-то тихонько постучал в дверь ее апартаментов. Она охнула – ей сделалось страшно.
– Мне открыть? – спросил Эйдриан.
– Спрячься в шкафу и не выходи, пока я не велю, – прошептала она в ответ. – Может, мне удастся уговорить того, кто пришел, уйти.
Он горько рассмеялся:
– Ты думаешь, это поможет?
Она с трудом сглотнула слюну.