Наконец он смог отстраниться от ее теплого тела и улечься рядом. Она поцеловала его в шею, а ее золотые волосы вуалью накрыли их. Он снова пожалел о своем наглом поведении в тот первый раз, о дерзкой попытке ее соблазнить. Надо было ждать, когда он сможет воздать ей должное.
В жизни Эйдриана были определенные важные вехи, какими он отмечал течение времени. Смерть матери. День на Рождество, когда отец сказал, что не считает его своим сыном. И тот октябрьский день, когда над дальним лесом разносилось карканье ворон. В этот день он ушел из дому.
День встречи с Эммой. Это Божья милость, что он ее не потерял. Он не мог выразить словами свои чувства, поэтому перевернулся на бок и поцеловал ее, надеясь, что она все поймет.
Она обвила руками его шею и прижалась к нему ароматным, влажным телом. Его снова охватило желание. Он с радостью продолжил бы любовные ласки, но совесть не позволила.
— Эмма, — он провел рукой по ее спине, — я должен сказать твоему брату, твоим братьям.
— Сейчас? — Он не успел опомниться, как ее тонкая фигурка выскользнула из его рук.
И вот они уже сидят на кровати, едва прикрывшись одеялом. Волосы у нее растрепались, она так влекла к себе, что Эйдриан пожалел — зачем он вспомнил про совесть?
Но пришло время все решить. То, что произошло, уже нельзя назвать неблагоразумным поступком, о котором забудешь через пару месяцев. Он вломился к ней в спальню и овладел ею. Теперь у него перед ней долг чести, но заплатит он этот долг с огромной радостью.
Конечно, он мог бы добиваться Эммы более тонко и искусно.
— Ты собираешься сейчас спуститься вниз и объявить о своих намерениях? — спросила она таким строгим голосом, что он повыше натянул на себя простыню. — После того, что у нас с тобой несколько минут назад произошло?
— Так будет лучше. А если они нас здесь найдут?
Эмма в ужасе посмотрела на него.
— Я скорее утоплюсь в Темзе.
Он поморщился. Ее тревога передалась и ему.
— Я брошу вызов всей твоей семье… обращусь к принцу-регенту, вообще ко всем влиятельным особам в Европе. Я заявлю во всеуслышание, что ты — моя.
Она внимательно на него взглянула, потом начала смеяться.
— Ты считаешь, что это поможет?
Он поднял бровь, не поняв, одобряет она его или нет.
— Нет, просто… трудно вообразить всех европейских влиятельных особ… — сквозь смех произнесла она.
Он чмокнул ее в нос, а она снова залилась смехом.
— Мадам, в чем причина вашего неподобающего поведения?
— В вас, милорд.
Он встал и подошел к окну, не позаботившись хоть чем-нибудь прикрыться.
— Очень благородно стоять на страже моей чести, — сказала Эмма уже тоном практичной, воспитанной леди. — Но подождем до утра.
— Ты уверена? Что-то мне подсказывает, что ждать нельзя.
Эмма извлекла из-под смятых простыней свои вещи и быстро оделась. Ничто не действовало так отрезвляюще на братьев и сестер Боскасл, как опасность. Эмма была в своей стихии, когда от нее кто-то зависел.
— Думаю, что нам надо потихоньку уйти…
— Поздно, — прошептал он, глядя в окно, через которое попал в комнату.
Эмма похолодела и подошла к нему.
— Ты о чем?
— Лестницы нет. Эта маленькая беспризорница меня надула.
Эмма высунулась в окно из-за его плеча.
— Беспризорница? — До нее не сразу дошло сказанное им, потому что даже сквозь одежду его близость волновала. — Господи, Эйдриан. Неужели ты вовлек в эту историю Харриет и она тебе помогла? Какое бесстыдство…
— Я хотел тебя увидеть. А попросить было некого. — Он смущенно пожал плечами и запустил руку в волосы.
Этот жест разбудил в Эмме материнские инстинкты. Сколько раз ей приходилось утирать братьям разбитые носы, перевязывать ссадины и чинить игрушечные мечи! Она приобрела ценный опыт в познании мужского характера и знала — необходимо щадить мужское самолюбие. В мужчине уживаются гордость и ранимость, трудно поддающиеся пониманию грубость и жестокость с доблестью и самопожертвованием. Она всегда требовала, чтобы братья умели за себя постоять, а при этом пряталась поблизости, чтобы прийти на выручку, если понадобится. Она заставляла их самим искать выход из опасных проделок.
И вот сейчас — невероятно, но это так — она противостоит тем самым мужчинам, которых всю жизнь опекала.
Эйдриан рассмеялся:
— Похоже, мне придется искать другой способ, чтобы скрыться.
— Ты смог бы влезть вон на то дерево? — с беспокойством спросила Эмма.
— Я и сонный мог бы на него влезть, — ответил он. — Но чем это мне поможет, когда внизу на скамейке сидит Дрейк и курит сигару?
— Дрейк? Ты уверен?
— Если только это не курящий в саду гном.
— Не помню, чтобы Дрейк когда-нибудь сидел под окном. Что прикажешь с тобой делать?
Эйдриан натянул рубашку и брюки.
— Я потихоньку спущусь вниз, а если меня заметят, то скажу, что только что вошел в дом.
Она покачала головой:
— Входить в дом без приглашения неприлично, и тебе никто не поверит.
Он поцеловал ее в макушку.
— Не более неприлично, чем то, что мы делали, поверь мне. Передай мне сапоги, дорогая. Что бы со мной ни случилось, это того стоит.