Дьявольские наслаждения

Джейн извинилась и оставила мужчин обсуждать имущественные вопросы, связанные с вдовьей частью наследства Эммы, а сама занялась радостными приготовлениями к свадьбе. А это значит, конечно, что ей и невесте потребуется новый гардероб и соответствующая обувь в таком количестве, что итальянскому сапожнику не обойтись без многочисленных подмастерьев. Просто необходимо побаловать себя дюжиной новых туфелек, чтобы отпраздновать помолвку невестки, еще одной жертвы наследственной семейной черты Боскаслов — страстности натуры. Джейн была полна решимости сделать так, чтобы путь Эммы к узам брака прошел как по маслу. А о том, что предшествовало свадебному маршу, лучше забыть.

Дочь графа и жена маркиза, Джейн прекрасно понимала, что появление в семейной родословной герцога и герцогини следует не только приветствовать, но и использовать в своих целях.

Сын Джейн Роуан, наследник маркиза, будет расти рядом с сыном герцога, его кузеном и товарищем по играм. Так и должно быть в среде аристократии. Через десять лет — да что через десять, через год — мало кто в надменном высшем свете вспомнит, какое нарушение приличий привело к союзу Эммы и Эйдриана. Ведь никто вне семьи не осмеливался упоминать скандал, связанный с браком Джейн.

Так что до поры до времени в мире Боскаслов все было хорошо.

В тот же вечер маркиз Седжкрофт устраивал ужин, чтобы объявить о помолвке своей сестры виконтессы Лайонс с Эйдрианом Раксли, виконтом Вулвертоном.

Приглашение, помимо членов семьи Боскасл, получили только несколько наиболее заметных представителей высшего света. Граф Одем пришел со своей любимой Гермией. Оба изобразили удивление по поводу помолвки. Были приглашены также два члена парламента с женами. В общем, это был прием для весьма ограниченного круга лиц.

На бракосочетании, происходившем через два дня в домовой часовне Грейсона на Парк-лейн, присутствовали только избранные. Эмма выглядела настолько спокойно перед церемонией, что Джулия потихоньку спросила, не дать ли ей понюхать туалетного уксуса, чтобы не упасть в обморок. На что Эмма ответила:

— Если я всю жизнь прожила в этой семье и ни разу не упала в обморок, то весьма сомнительно, что сегодня это произойдет.

Но когда в часовне она увидела Эйдриана, то едва не лишилась чувств. Он был одет в темно-синий фрак и брюки тонкого черного сукна. На боку свисала шпага. Эмме вдруг пришло в голову: только бы ему не пришлось воспользоваться ею до конца брачной церемонии, пока не произнесены обеты. Он казался таким величественным, что Эмма в платье из серебристой полупрозрачной ткани и без украшений по сравнению с ним выглядела, как ей казалось, излишне скромной. Но это ее второй брак, и не могла же она украсить себя девственным флердоранжем. Полу-вуаль скрывала ее счастливую улыбку от немногочисленных гостей. Этого Волка укрощать будет она.

Посаженым отцом был Грейсон. После церемонии гостей угощали завтраком, состоящим из креветок, отбивных бараньих котлет, за которыми последовали яблочный пудинг, малиновое желе и взбитые лимонные сливки. Как и следовало ожидать, внесли трехслойный свадебный пирог с толстым слоем белой глазури.

Эйдриан поднял бокал шампанского в честь новобрачной и умудрился стянуть три засахаренные ягодки с пирога.

— Прости. — Он сжал Эмме руку. — Кажется, я никогда не исправлюсь.

Она улыбнулась ему, и вся ее любовь была в ее глазах.

— Я бы никогда не простила себе, если бы это произошло.

Шел дождь, когда они ехали в лондонскую гостиницу, где Эйдриан обычно останавливался в течение последнего года. Это место не было особенно удобным, но он ведь не собирался обосновываться в Англии. А вот теперь он пожалел, что у него нет собственного дома, куда можно привести свою жену.

Это была его брачная ночь.

Он старался не думать о покойном муже Эммы. Конечно, мелочно и нечестно ревновать к тому, кто уже умер.

Эйдриан был человеком действия, человеком, которого жизнь научила выживать. И теперь, чтобы выжить, ему необходима Эмма. Пусть это говорит о его слабости — ему все равно. Она для него — тепло свечи в зимней мгле. Ему ничто не нужно и никто не нужен, кроме нее.

Он снял фрак, а она скрылась за ширмой, чтобы умыться. Эйдриан открыл дверцу шкафа и заглянул внутрь, потом подошел к окну и посмотрел вниз — не видно ли карет?

Эмма высунула голову из-за ширмы и удивилась:

— Уж не хочешь ли ты признаться в нашу брачную ночь, что ты шпион?..

— Я проверяю, не прячутся ли где-нибудь твои братья.

— О Господи! Ты что, их нашел? — воскликнула она.

Он засмеялся:

— Нет.

— Слава Богу. Не поможешь мне? Не могу расстегнуть последний крючок. — Она появилась из-за ширмы с распущенными золотыми волосами и повернулась к нему спиной.

— Конечно. — Сердце у него сильно забилось. Он притворился, что никак не может справиться с застежкой, а на самом деле едва сдерживался, чтобы просто не вырвать крючок.

— Осторожно. — Она повернула к нему голову. — Материя очень тонкая и…