Дьявольские шутки

Не помню, как долго они ласкали друг друга в дверях комнаты пыток, но в какой-то момент я отключился, а когда пришел в себя, их уже не было.

Где-то в середине месяца я перестал ощущать реальность. Плакал, рыдал, кричал, выл, потом отключался, приходил в себя и снова начинал скулить. Ничего не ел в надежде, что умру, но, чёрт подери, от голода я тоже не умирал! Единственным, чего я так жаждал, была смерть, но даже она бросила меня! Потом я перестал даже плакать: то ли слезы в очередной раз закончились, то ли боль окончательно превратилась в онемение.

В какой-то момент я был в больном бреду и потерял сознание.

Помню только как… Гаспаро нёс меня на руках. С меня уже сняли перчатки, и я проснулся от пульсирующей, но притуплённой боли. Это было в каком-то смысле даже приятно — лежать в чьих-то объятиях и ни о чем не думать. Я не то чтобы понимал, кто меня нёс. Я просто не хотел бояться и рыдать, а желание заснуть вновь брало свое.

Не знаю, сколько он нёс меня, но те минуты ощущались как часы.

Потом он бросил меня на пол уже знакомой мне комнаты, и иллюзия спокойствия сразу же исчезла. Тело заныло с новой силой, где-то стекала горячая вязкая кровь. Меня пробрал холод, казалось, что кости внутри меня тряслись.

С трудом я осмотрел руки: на них все ещё не было живого места, но я знал, что пройдет время, и они заживут. Возможно, даже шрамов не останется… Хотя… — Рагиро протянул Мартину левую руку, где на тыльной стороне рядом с большим пальцем красовался маленький шрам из нескольких странных белых точек. — Шрамы в итоге остались.

Отец Мартин аккуратно, будто бы боясь причинить ещё больше боли, дотронулся до шрама, но лишь на секунду. Рагиро не без удовольствия пытался прочитать эмоции на лице священника: теперь он не видел страха, скорее бесконечную, почти зеркальную своей боль и нескончаемое сострадание.

Рагиро не стал говорить, что сострадание — это последнее, чего он ждал.

— Гаспаро оставил меня одного, и я на секунду подумал, что хотел бы, чтобы ко мне пришла Донателла. Чтобы она вернула мне теплое одеяло и принесла хотя бы воды. Но она почему-то не приходила.

Еду мне приносили, когда я спал, а спать я стал намного больше. Крики за стенами больше не мешали, как и холод, и каменные стены, и ноющие раны.

К моему счастью, в этот раз Инганнаморте позволили зажить всем укусам, побоям, даже царапинам, и к началу следующего Пути я мог хотя бы твердо стоять на ногах. Меня ждал Четвёртый путь — Путь демонов.

ГЛАВА 12

«ВОЗВРАЩЕНИЕ НА ПАНДОРУ»

Сознание возвращалось крайне медленно, голова раскалывалась, словно по ней несколько часов кряду били железным молотом. Поначалу, как ни странно, Эйлерт обрел обоняние — нос все ещё пощипывало от соли, но в воздухе стоял пряный запах дерева. Совершенно сухой древесины, к которой словно никогда не прикасались волны.

Потом вернулся слух. Корабль не скрипел — корабль словно умер. Он даже не покачивался в такт движениям океана, наверняка ещё бурного после прошедшего урагана. Эйлерт не слышал ни голосов, ни шагов, ни какого-то другого движения. В голове мелькнула равнодушная мысль о том, что корабль без парусов принимал лишь мертвецов.

Эйлерт вполне разумно считал, что все-таки утонул.

Когда вернулось зрение, перед глазами предстала практически ничем не обставленная комнатушка: кровать, стол, стул. Все в настолько темных и скупых цветах, что было пресно и противно на это смотреть. Единственным светлым пятном оказалась белая до рези в глазах простыня, как последнее одеяние усопшего. Эйлерт чуть ли не засмеялся своим невесёлым мыслям и попытался поднять руку. Тело слушалось плохо.

Он откашлялся, зажмурился, чуть-чуть помотал головой, из которой постепенно уходила тупая ноющая боль. На большее сил не хватило: Лерт чувствовал дичайшую слабость, будто из него выжали абсолютно все соки. Ему оставалось только думать, думать и думать, пытаясь не провалиться в беспокойный сон. Он даже не заметил, что на нём была чужая, сухая одежда.

Одиночество прервалось осторожным поскрипыванием двери. Незнакомая девушка со светлыми длинными волосами и острыми чертами лица зашла и не сразу заметила, что гость очнулся. Она вздрогнула, но ничем другим не выдала своего беспокойства. «И это — одна из приспешниц самого Морского Дьявола», — подумал Эйлерт, невозмутимо повернув к ней голову. Он боялся того, кто войдет к нему в комнату, полагая, что начнутся пытки или Страшный Суд.

Девушка даже улыбнулась, а после тихо проговорила:

— Я сейчас позову капитана, — и скрылась летящей поступью.

Лерт глубоко вздохнул, прикрыл глаза и попытался хотя бы сесть. На это его сил хватило, пусть он и, судя по ощущениям, побелел.