— Беги, — приказал Гаспаро. Я краем глаза заметил его ботинки около своего лица. — Встань и беги, — повторил он и топнул ногой. К нему подошла Мирелла, тяжело дыша, обвила руками за шею и, наклонившись, что-то прошептала. Они снова засмеялись. Их смех мне опротивел.
— Хватит развлекаться! Пацан должен закончить Второй Путь! — рыкнул появившийся из ниоткуда Чезаре, и Гаспаро с Миреллой сразу же стали серьезными. — Встал. — На этот раз Чезаре обращался ко мне.
Я на дрожащих ногах поднялся.
— А теперь беги. — Следующий приказ Чезаре.
И я побежал.
Отец Мартин закрыл уши ладонями, и Рагиро все же замолчал. С каждой секундой, с каждым своим новым словом он проникался какими-то непонятными, неизвестными ему чувствами, понимая, что отец Мартин не плохой человек, даже если самому Рагиро хотелось думать иначе. А хотелось ему священника ненавидеть.
— Как долго?
— Что — как долго? — не понял Рагиро. Внутренне он убеждал себя в том, что не должен чувствовать то, что чувствовал, но уже сейчас говорил немного мягче.
— Вы бежали… как долго? — голос священника дрожал. Сильнее, ощутимее, страшнее.
— Иногда мне кажется, что я до сих пор там бегу.
Отец Мартин закрыл ладонями лицо.
Рагиро не стал его успокаивать, но и насмехаться над ним тоже не стал.
— Прошу прощения, — тихо проговорил отец Мартин, вытирая остатки слез.
— Отец Мартин, если ты плачешь сейчас, то мне не стоит продолжать. Боюсь, ты этого не перенесешь, — грустно ответил Рагиро.
— Когда вы обращаетесь ко мне просто «священник» без должного уважения, мне как-то спокойнее, если честно, — признался Мартин и почему-то на одну секунду улыбнулся.
— Что ж, буду это расценивать как твой отказ от моего великодушного предложения остановиться.
Я точно не знаю, как долго я бежал. Я бежал до того момента, пока в моей голове не замолчал настойчивый ледяной голос Чезаре. Он все твердил это одно слово, которому я не мог противиться. И бежал, бежал, бежал. Не знаю, куда. Там не было дорог или тоненьких тропинок, как в лесах. Не было того холодного пола. Я просто бежал, а вокруг плясали призраки, и каждый призрак смеялся надо мной.
Они смеялись так громко, что закладывало уши. Что невозможно было понять, где я, что я, кто я, когда я. Они смеялись, потому что уже через это прошли. А мне — только предстояло.
Я падал, а потом сразу же вставал, спотыкался, влетал в несуществующие стены, буквально проходил сквозь призраков, снова падал и снова вставал.
К тому моменту, как мне было разрешено остановится (не знаю, как понял это, но был уверен, что больше можно не бежать), я не чувствовал своего тела, а кровь перестала течь из ран. Некоторые полностью затянулись, хотя все ещё давали о себе знать и уж точно не исчезли насовсем.
Может быть, я бежал несколько часов, а может — несколько дней. Мы никогда этого не узнаем, но поверь, священник, если бы мы могли узнать, ты бы этого не перенес. Как и я.
К концу Второго пути я был там же, откуда начал бежать. Словно… ну, знаешь. Словно я бежал на одном месте.
Вокруг никого не было.
В дверном проходе появилась Доннателла с теплым одеялом в одной руке и стаканом воды — в другой. Она отвела меня обратно в мою комнату. Оставила стакан с водой и ушла. Не сказав ни слова.
Второй Путь был окончен.
Впереди меня ждал
ГЛАВА 8
«ДЬЯВОЛ, СУД И СПРАВЕДЛИВОСТЬ»
Разбитая «Пандора», плохо управляемая после пережитой битвы, еле-еле дошла до ближайшего хоть сколько-нибудь крупного порта, отмеченного на карте. Олден выкручивал штурвал, но корабль все равно хорошо загреб морской воды пока шел по волнам, просел вниз, почти обрушил деревянный помост — и наконец пришвартовался. Их припасы были в плачевном состоянии, несколько матросов скончались от полученных ран, другие еле держались.
Эйлерт выдохнул, когда трап наконец был спущен. Капитан вселял надежду в своих людей, но сам отчаялся добраться до земли. Им помог лишь попутный ветер, удача, сама судьба, Бог, Дьявол, а может, все сразу, кто их там разберет. Он спустился на землю. Снизу вверх громада пиратского фрегата щетинилась выбитыми досками, как рваными краями — настоящая рана.
Этот порт был ничем не примечателен, скуден на красоту пейзажа, торчал словно брошенный в океан голый камень, и лишь единственные люди его любили — корабелы. Ремесленники стекались со всего Нового Света, и им было неважно, прислуживал ли ты раньше испанцам, англичанам или даже китайцам, кем была твоя мамаша и чем занимался отец. Здесь судили по факту — знаешь свое дело, значит, молодец.
Кроме того, на острове происходил непрерывный оборот разнообразных ресурсов: деревьев любых пород, от обыкновенного дуба, корабельной сосны и вяза до более экзотичных папируса, березы и красного дерева мэхогони, железа разных степеней обработки, даже лучшие носовые фигуры производились в этом месте. Как говорится, любой изыск за ваши деньги.