— Ты не она, — улыбнулся Шин и упал на спину, греясь о тёплый песок. — Знаешь, Мене бы непременно позволила себя поцеловать, но осталась бы холодной и гордой, такой, чтобы меня грызла совесть до конца дней моих. А, падая в реку, она бы не испугалась. Она бы обязательно отругала меня, но вскоре стала бы весела и радовалась бы этому месту вместе со мной.
— Мама? Не понимаю… Какое отношение она имеет к этим безумным прыжкам… И, естественно, я не она, — поджала колени Юи и уставилась на основателя, который успокоился и только не таял на солнце, как сливочное масло.
— Было время, когда я любил твою мать всей душой, — признался Шин и не сказать, что этот ответ порадовал Комори. Лёгкое чувство усталости и разочарования одолевало её. В последнее время все чего-то ждали и подстраивали её под себя. Мало кто спрашивал, чего хочет она, и видел, какая она… — Не переживай, — прикрыл глаза он, — Мене не отвечала мне взаимностью, а над моей пылкостью смеялась. Для неё я всегда был мальчишкой, от которого можно ожидать чего угодно. Она любила нас как племянников, выгораживала и защищала. Но в то же время была строга и проступки, которым нет прощения, не забывала. Я же тебе говорил, что она так и не простила Карлу. И это отделило нас навсегда.
«Так, Карла меня об этом предупреждал…» — вспомнила Юи, и парень оживился.
— Он тебе рассказал! — заулыбался он. — Что же ты молчала? А что он ещё сказал? — забросал вопросами Шин, испытывая непреодолимое любопытство.
— Он не говорил… — покраснела Комори на секунду представляя, что об этом ей сказал бы Карла. — Мне было велено не провоцировать тебя. А ещё он сказал, что ты не посмеешь оставить семью во второй раз. Правда, он не ответил, когда был первый раз и в чём причина.
— Да ты спровоцировала меня, — ухмыльнулся рыжеволосый и потёр лицо. — Давненько мне никто пощёчин не давал, — посмеялся он. — Женщина так тем более… На такое безумие разве что твоя мать могла пойти, — размечтался Тсукинами. — Эээ? — опомнился он. — Как это? Ты забыла, о чём я тебе рассказывал? Я же говорил, что потерял глаз у лорда демонов…
— Тогда… — отвернулась Комори. — Я сидела у вас в темнице, страшно замёрзла и переживала совсем о другом, — вспомнила Юи и затихла. Вспомнился Руки и вся его шумная семья. «Хочется домой…» — загрустила Комори, не обращая внимания на проделки Шина.
— Уже скоро, — развернул её голову основатель. — Нам пора возвращаться, я слегка перестарался, пытаясь тебя впечатлить, — почесал затылок он. — Может быть, ещё успеем до прихода Карлы, тогда всё обойдётся, — широко улыбнулся вампир в своё оправдание.
Беззаботность — это так заразительно. Улыбка — поглощает и смущает. Для Юи злость не имела значения. Обижаться на проделки Шина невозможно. Осталось опасение, ведь Карлу такими дешёвыми трюками не проймёшь.
***
«Чёрт! Я же уже извинился!» — злился Шин, судорожно сжимая пальцы на коленях.
Они не успели. Карла ждал их дома и ждал уже давно. Те детские проделки, которыми хвастался младший Тсукинами, с треском провалились. Старший брат не кричал, более того, он и голоса не повысил. Основатель смотрел с таким упрёком, что ладони начинали потеть.
Глупая улыбка, с которой надеялся всё уладить Шин, не дала результатов. А уж виновато опущенная голова Юи, только подтверждала правильность вынесенного приговора.
Весь оставшийся день Шин вычищал комнату старшего брата, а Юи закрыли в комнате и велели ожидать своего часа.
Солнце село, и оба виновника склонили спины в комнате старшего брата.
По такому случаю переоделись в юкаты. Шин насколько мог за полчаса обучил Комори как правильно ходить и присаживаться в традиционной одежде. Он потратил столько сил, а брат не смилостивился даже на какой-то крохотный грамм.
Прошло уже минут десять. Карла продолжал обрезать концы стеблей у собранных девушкой цветов, формируя икебану. Точное движение руки и звук кованого металла, наточенного до остроты бритвы.
Юи вздрагивала каждый раз, когда тот просовывал между лезвий стебель и безжалостно срезал его часть.
— Карла! — не выдержал Шин и подскочил. — Вина моя! Я несу ответственность, пусть девушка идёт к себе! — слегка повысил тон рыжеволосый, надеясь спровоцировать брата и направить весь его скрытый гнев на него одного.
Тсукинами соизволил хладнокровно взглянуть, и у младшего брата перехватило дыхание. В глазах основателя исчез весь понимающий свет, проблеск и тот захоронился где-то от страха перед истиной натурой бессмертного.
— Прости, — опустился на колени Шин и склонил голову. — Я поступил опрометчиво. Меня могли увидеть, и я подверг опасности нашу сестру, — серьёзно сказал он, касаясь носом татами.
— Говоришь, готов взять ответственность… — соизволил говорить Карла, продолжая свою сложную композицию, которая била по глазам жёлтыми хризантемами, сучковатой высушенной до серого цвета веткой, ядовито-зелёными ветками пихты, оттеняясь разве что почти прозрачными космеями. — Ранее тебе было неведомо это слово. Не припомню, чтобы ты брал на себя больше, чем можешь унести.