– Нет, — возразила она, — я не сумасшедшая, и это не иллюзия. Вы позволите мне рассказать всю правду, сэр? Ребенок, которого я передала этой дурной женщине, — моя сестра, и она старше меня. Мы купили омолаживающий эликсир, о котором писали в «Лейдис Пикториал». Сестре следовало выпить немножко, но, к несчастью, она приняла слишком большую дозу, и верите вы мне, или нет, но в ту же ночь я нашла ее превратившейся в этого маленького ребенка, что теперь находится перед вами.
Громкий хохот заглушил ее слова. Прокурор отнесся к сказанному весьма сурово.
– Не знаю, мисс, каково может быть состояние ваших умственных способностей, — проговорил он, — хотя я, конечно, посоветовал бы вашим родственникам заняться этим вопросом, — но мы не можем допустить, чтобы время суда тратилось на выслушивание столь нелепых показаний. Помните, пожалуйста, что вы находитесь под присягой, и отвечайте правдиво на задаваемые вам вопросы.
– Я говорю правду, — зарыдала Прюденс.
Она дошла до крайнего отчаяния, и теперь ее уже не волновали последствия.
– Можете посадить меня в тюрьму, если хотите, но я не могу сказать ничего другого. Сестра купила эликсир у миссис Гельдхераус, на Гендель-стрит, номер 194, двадцать седьмого июня этого года, в три часа пополудни. Она испробовала его в тот же вечер и, вероятно, случайно разбила флакон. Не желая потерять ни капли чудодейственного средства — по крайней мере я так предполагаю, потому что меня там не было, — выпила все, что осталось. Я услышала ночью ее крик и обнаружила, что она превратилась в младенца. Я не могла оставить ее в пансионе, потому что это повредило бы моей репутации. Все расспрашивали меня об Августе, и потому я поручила ее подсудимой, посчитав ее хорошей, честной женщиной.
– А где теперь миссис Гельдхераус? Она вас знает? Она может что-нибудь рассказать о состоянии ваших умственных способностей?
– Увы! — пролепетала Прюденс, заливаясь горючими слезами. — Она отправилась в Париж. Когда к ней приехала моя сестра, она собиралась оставить Лондон.
Прокурор многозначительно взглянул на председателя. По его мнению, свидетельница была безнадежно больна. Простая лгунья никогда бы не выдумала столь неудачной и нелепой истории.
– Можете сесть, — резко сказал он.
– Вы позволите мне еще одно слово? — спросила несчастная Прюденс.
Она прямо смотрела в глаза председателю. Он был человек мягкосердечный, и что-то в ее страдающем, залитом слезами лице тронуло его.
– Ну, — спросил он, — в чем дело? Говорите короче.
– Не позволите ли вы, чтобы сестру-ребенка принесли сюда?
Женщина, которой поручили Августу, выступила вперед и показала свою странную питомицу публике. Увидев ее, «добрая миссис Браун» удивительным образом переменилась: она принялась горячо и взволнованно что-то шептать своему защитнику, ударяя по скамье кулаком. В следующий миг тот уже вскочил со своего места.
– Господин председатель! Уполномоченный своей клиенткой, я заявляю, что она отказывается нести всякую ответственность за представленного суду ребенка. Она его совсем не знает и никогда в жизни его не видела. Она поручает мне сказать, что тому ребенку, которого передала ей эта леди, не было еще и месяца. Обращаюсь к свидетельству всех присутствующих на суде матерей, этому ребенку по крайней мере два или три года.
Слова эти возбудили сильное волнение.
– Это тот ребенок, которого вы ей поручили, или не тот? — спросил председатель.
– Да, милорд, то есть господин председатель, это тот самый ребенок, это моя сестра, я везде ее узнаю. Глаза у нее все те же, и бородавочка на лбу, но сестра выросла, это правда.
Салли энергично протестовала со своего места.
– Господин председатель, — сказал ее адвокат, — я отрицаю, что это тот же младенец. Свидетельница уже показала, что не заслуживает доверия, когда навязывала суду какую-то нелепейшую басню. Все мы люди опытные в таких делах, понимаем ее мотивы. Но все же зачем настаивать на том, что ребенок, который на два года старше, и есть ее ребенок? Признаюсь, я не понимаю.
– Этот ребенок был поручен вашим попечениям? — спросил председатель няньку из работного дома.
– Да, ваша честь. Их всех признали в лицо, когда их к нам привезли. Я на каждого навязала карточку с именем. Эта девочка, кажется, Августа. Она ни разу не оставалась без моего присмотра.
– Какого приблизительно возраста она была, когда появилась у вас?
– Да недель эдак трех, может, месяц, господин председатель, только теперь мне кажется, — она запнулась, — что она гораздо старше. Да, по правде сказать, может, уж темновато было, когда ее к нам привезли.
– Это очень странно, — заметил председатель. — Кто давал показания о предполагаемом возрасте ребенка?
– Должно быть, подсудимая, господин председатель, и две ее соседки установили личность детей и назвали имена, под которыми они были известны.
– Покажите мне ребенка.
Августу поднесли ближе к председателю.
– Ну, — сказал он нерешительно, — я не вполне компетентен, но этой девочке, мне кажется, года три. Когда она родилась? — обратился он к Прюденс.
– Пятьдесят три года тому назад, двадцать первого апреля 18… года.