Дьявольский остров

– Торпеда с левого борта! – пронеслось над эскадронным миноносцем.

– Право руля! – скомандовал командир Захарычев.

– Есть право руля!

Чуть накренившись, «Яростный» начал со скрежетом поворачиваться, подставляя торпеде корму и выходя с ней на параллельный курс.

Первая торпеда прошла мимо, но вторая вонзилась кораблю «в пятку», чуть не сорвала винт. Раздался взрыв. Корабль всем корпусом вздрогнул. Осколки смертоносным дождем прошлись по борту, палубам, осыпались в Балтику.

– Вода в кормовом правом отсеке!

Гидроплан поднялся повыше, чтобы уйти от зениток, описал в воздухе большой круг, снова пошел на эсминец со стороны борта.

– Торпеда с левого борта!

– Еще торпеда с левого борта!

И снова от одной торпеды эсминец увернулся, а вот от второй не смог. Теперь взрыв был ближе к центру.

Взрывная волна плавно приподняла эсминец над морем, затем он опустился глубже своей ватерлинии и снова, как поплавок, приподнялся. Выпустив четыре торпеды, гидроплан скрылся из виду.

– Вода на нижней палубе!

Переборки сделали свое дело. «Яростный» был ранен, но плавучести ему хватало, чтобы идти своим ходом домой.

Командир Дмитрий Васильевич Захарычев взял курс на Таллин. Теперь ему уже было не до подводной лодки финнов. Тем более пришло сообщение о приближении шторма…

28

В кромешной темноте Бронислав и Данила лежали на своих койках.

– Так и будем ждать, пока нас свои угробят? – нервно шептал Данила.

Он то матерился, то рычал от злости. Было ясно, что он очень напуган. Ему представлялось, что вот-вот потолок над ним разверзнется и на него хлынут тонны морской воды. Ведь он лежал на самой верхней полке и, как ему казалось, всей кожей чувствовал ледяные струи, что обмывали корпус подлодки.

– Так и будем лежать?

– А что ты предлагаешь? – переспросил Бронислав.

– Ты всегда был такой деловой, а сейчас лежишь и ждешь, когда над головой разорвется этот клепаный корпус и нас накроют волны.

– Это, салага, море. Оно сейчас решит, останемся мы жить или нет.

– Я сыт по горло этим морем, – оборвал его Данила.

– Э-э-э, не говори так. Море может такое и не простить.

– Короче. – Данила свесил голову с полки и зашептал: – Их было пятнадцать. Кое-кто, может, уже и погиб. Значит, их уже меньше. Если начать действовать… Как в разведке… В темноте, убирая по одному… Захватим эту чертову подлодку, выйдем на связь с командиром нашего корабля и передадим ее своим.

– Если бы она была в надводном состоянии, то еще можно было бы попробовать. А так… Ни ты, и ни я лодку не знаем. Мы не знаем, в каком она теперь состоянии…

– Да нам и знать не надо. Кого ликвидируем, а кого и оставим. Командира или старпома. Тех, кто знает, как ею управлять. Нож к горлу или пистолет к виску, и подымут лодку со дна как миленькие.

– Не знаешь ты, брат, моряков. А моряк, финн он или русский, все равно моряк. Корабль для него – мать родная. Чужаку просто так не отдаст. А одно неловкое движение – и все, пойдем рыбам на корм.

– Все, хватит… Ты был у нас за командира. Теперь я главный. Я знаю финский, я разведка, я умею действовать во вражеском тылу. Идем, я буду зубы заговаривать, а ты – ликвидировать.

Данила слез со своей полки. И вдруг застонал – наступил на пол воспаленным мизинцем.

– Что такое?

– Ничего, давай вставай! – проговорил Данила. – Срочно надо действовать! Некогда разлеживаться.

– Это все херня! – Бронислав отказывался подчиняться.

– Вставай, я не хочу сидеть и ждать своей смерти! – Он схватил краснофлотца за грудки.

Вернидуб сам себе улыбнулся, неторопливым движением сжал кисти его рук.

Кривошапкин застонал.

– Не надо меня трогать, мальчик… – невозмутимо проговорил краснофлотец. – Ты же прекрасно это понимаешь… – и отпустил.

– Ладно, я сам, – Кривошапкин открыл кубрик.

В коридоре царили непроглядный мрак и пугающая тишина.

– И куда идти? – с издевкой спросил Бронислав, приложив ребро ладони к губам.

– Я знаю, куда мне идти, – Данила восстановил, как он некоторое время назад шел к аккумуляторным ямам.

«Если что, – мысленно сказал он, – тот отсек я смогу легко найти по характерному запаху». Первой жертвой Кривошапкин выбрал весельчака Оскари. «На одного меньше, оно и легче», – подумал он.

– Идем! – в последний раз предложил Данила Брониславу.

Красный капитан нехотя сел на своей полке.

Кривошапкин сделал пару шагов в «преисподнюю» – теперь он хромал еще больше.

– А вдруг они все погибли? Надо же выяснить, – произнес он более сдержанным тоном.

– Где я? – вдруг раздался с нижней полки тихий голос. Это пришел в себя Шпильковский.

– Альберт Валерьянович, – обрадованно сказал Бронислав. – Мы на финской подводной лодке. Все живы… Как вы себя чувствуете?

– Слабо я себя чувствую, – простонал военфельдшер.

– На подлодке не знают, кто мы такие, – быстро вмешался в разговор Данила, – они думают, что мы финские рыбаки. А вы – тот русский, служащий с маяка. У вас они нашли его документы. Я с ними разговариваю по-фински. Они думают, я из Хельсинки. А Бронислав вроде бы от пережитого потерял дар речи… Но вам можно говорить по-русски.

– Понимаю… – сказал Альберт Валерьянович.

– Ты лучше расскажи свой план, – сказал Бронислав.